использовал свои, без преувеличения, огромные авторитет и 
влияние для пополнения состава Академии представителями 
ИТФ. Причины его- пассивности остаются неизвестными; к тому 
же мне никогда не приходилось слышать о том, чтобы кто-либо 
в разговоре с ним затронул эту щекотливую тему, а посему могу 
лишь как бы озвучить имевшийся status-quo. Хотел бы только 
заметить, и это тоже не секрет, что. за редким исключением, 
все, кого он знал, могли и беспрепятственно получали такие ви- 
ды его почти <беспороговой> поддержки, как подписание отзы- 
вов, представление (после доклада на семинаре) статей в журна- 
лы, оппонирование (кроме последних 12-15 лет) и даже выдви- 
жение куда-либо. Просто последнее далеко не всегда станови- 
лось для него <спусковым крючком> либо сигналом к активным 
действиям, а <спонтанную> инициативу в вопросах, относящих- 
ся к ненаучной сфере, он, как я уже упоминал, демонстрировал 
не часто. Думаю, однако, не ошибусь, если замечу, что желаемое 
нами всеми его поведение в соответствующих ситуациях ни в 
коей мере не было да и не могло быть его обязанностью.

... Только проведя черную линию, он принялся подробно 
читать работу, что забрало, наверное, около часа, комментируя и 
многое поправляя своей рукой. Моментами меня удивляли неко- 
торые его вопросы об обозначениях, которые мы как-будто бы 
согласовали во время предыдущей встречи. <Как же так, - ду- 
мал я, - я помню, а он нет> Я не мог тогда сообразить, что с 
полученной задачей я ложусь и встаю, а для него это просто 
один из видов ежедневных обязанностей, к которым он, и это 
следует отметить, относился с большой добросовестностью. В 
том, что какие-то отдельные штрихи в памяти не сохранялись, 
была и своя польза - его взгляд на прочитанное оказывался 
свеж, и. мне помнится, он упростил некоторые выражения и 
формулировки, добавил поясняющие фразы, то есть, другими 
словами, внес свою немалую лепту в усовершенствование тек- 
ста. Тем не менее, он похвалил меня за неплохое изложение и 
сказал, что в таком варианте работу можно готовить к печати.

148

Был, как отмечалось, декабрь, так что летом следующего 
года я защищал свой диплом по уже принятой к опубликованию 
статье без соавторов, что придавало ей (и мне) <вес>, но не из- 
бавило от справедливой критики члена Государственной экза- 
менационной комиссии Владимира Иосифовича Сугакова. Пря- 
мо на защите диплома он заметил, что ничего не стоило вклю- 
чить в рассмотрение резонансное взаимодействие, ибо без него 
представление о <молекулярном кристалле> и особенностях его 
поглощения фактически бессодержательны. Он был совершенно 
прав, хотя достаточно глубоко тогда я этого не понимал, но, хо- 
рошо помню, заволновался, как бы такое замечание не отрази- 
лось на оценке. Подобный исход казался мне вероятным (но 
крайне нежелательным), так как я не был уверен в убедительно- 
сти своего ответа, а на А-эСа ссылаться не хотел.

Уже тогда, сам того не зная или, вернее, не осознавая, я 
находился под <протекцией>, или защитой именем, А. С. Давы- 
дова. Множество раз впоследствии я убеждался - ив Киеве, и в 
Москве, и в Харькове, всюду (включая тогда еще сравнительно 
редкое общение с зарубежными коллегами), что стоит произне- 
сти <магические> слова <я от Александра Сергеевича> либо <я 
сотрудник Александра Сергеевича>, как закрытые двери мгно- 
венно открывались, не очень приветливые или чем-то занятые, 
озабоченные люди, видевшие меня впервые, становились прият- 
ными и внимательными, отзывы подписывались, печати стави- 
лись, нужные документы представлялись, причем все и во всех 
инстанциях совершалось без проволочек. Где бы я не был, все 
отзывались об А-эСе с глубочайшим почтением, часто говорили, 
что знакомы, просили кланяться или передать привет. Скажу 
больше - его искренне уважали и признавали выдающимся 
специалистом даже там, где в силу присущих ему некоторой 
бескомпромиссности и прямоты вполне открыто не любили. 
Ведь любовь и уважение далеко не одно и то же...

Возможно, зная или предполагая такое отношение к себе, в 
первую очередь, и к своим сотрудникам, Александр Сергеевич 
полностью исключил из форм своей, если так можно сказать,

149

поддержки мелочную опеку. Он почти никогда (мне известны 
лишь 2-3 таких случая) никому не звонил по поводу оппониро-
вания либо отзывов на кандидатскую или же докторскую дис- 
сертации своих аспирантов и сотрудников, доверяя делать это 
нам самим со ссылкой, разумеется, на него либо его просьбу. 
Никогда не сопровождал нас, еще молодых и неопытных, при 
докладах в различных институтах или университетах. Его при- 
сутствие могло оправдываться лишь тем, если речь шла о совме- 
стной работе, но тогда и докладчиком неизбежно был только он. 
Но зато на защитах его обьино яркое и сильное выступление в 
поддержку, временами более убедительное, чем доклад соиска- 
теля или слова в отзывах оппонентов, скрашивало и нивелиро- 
вало недостатки либо слабости не только этих докладов, но ино- 
гда даже и самих диссертаций.

Три первые встречи я описал подробно, поскольку в отли- 
чии от большинства других они стоят особняком и запечатле- 
лись в памяти так, как-будто происходили совсем недавно. На 
каждой из них что-то случалось такое, что находило отражение 
в формировании моей жизненной траектории, определяя, образ- 
но говоря, ее направление и кривизну. И Александр Сергеевич 
каждый раз раскрывался, сам того не подозревая, какой-то своей 
новой стороной и все больше притягивал меня своими поведе- 
нием, манерами, взглядами. Я приобретал опыт общения с 
крупной личностью, видел, как следует выстраивать отношения 
с коллегами. В частности, уроком было то, что на первых порах 
ученик нуждается не в откровенной правде учителя, а в его доб- 
рожелательной поддержке. Он похвалил меня за первые учени- 
ческие расчеты, что было важным и необходимым фактором в 
приобретении веры в свои силы. Но была и правда, состоявшая 
в том, что, честно говоря, рядовые, ничем не примечательные 
результаты обойдутся и без него, А-эСа. Такое понимание при- 
шло позже, и я иногда, в тех или иных похожих случаях, ловлю 
себя на мысли, что непроизвольно использую его пример, веду 
себя подобно ему.

150

... Завершив расчетную часть дипломного проекта и подго- 
товив по ней статью, я присоединился к вновь поступившим 
аспирантам, стараясь следовать их учебному плану. Согласно 
давыдовским требованиям, которым мы в отделе до сих пор не- 
изменно следуем, в течение первого учебного года аспиранты 
должны были сдать все кандидатские экзамены. А-эС не воз- 
ражал против моего желания (к тому же я был <полуштатным> 
сотрудником ИТФ), и мы - а это Юра Гайдидей, Саша Сери- 
ков, которые мало в чем друг другу уступали, и я - эмоцио- 
нально, но исключительно дружелюбно взялись осваивать раз- 
ные вопросы программы кандминимума по теоретической физи- 
ке.

В это же время А-эС не только читал в КГУ спецкурс по 
теории экситонов (который, между прочим, благодаря его обще- 
известному мастерству лектора, посещало более сотни слушате- 
лей, хотя изначально лекции предназначались для группы из 
всего 12-ти студентов-теоретиков; кроме них, регулярно присут- 
ствовали также преподаватели КГУ, сотрудники и аспиранты 
многих институтов АН), но и писал по этим лекциям свою <Тео- 
рию молекулярных экситонов>. По мере окончания ее глав он 
давал их нам (еще в машинописном, насколько помниться, виде) 
для чтения и изучения, предлагая немедленно ему сообщать, 
если появятся замечания. У каждого из нас были <свои> пара- 
графы, мы ими обменивались, но замечания каждый вносил 
только в те, что получил непосредственно от А-эСа. Я его пред- 
ложение воспринял серьезно и начал редактировать текст, где 
надо и не надо, убирая некоторые повторы, переставляя для ло- 
гичности фразы, а один раз предложил перенести целый абзац 
из одного параграфа в другой. Самое удивительное, что А-эС 
подобную инициативу не только не пресек, а, наоборот, привет- 
ствовал, принимая практически все без всяких возражений. При 
этом он повторял:

- Вы - пробные читатели. Если вам что-то не нравится, 
значит какие-то фраза или объяснение неудачны. - И тут же

151

вносил предлагаемое исправление. - Да и нет канонических 
текстов, кроме Библии, - однажды добавил он.

Мое собственное усердие было тоже оценено, и он иногда 
просил посмотреть и те части монографии, которые уже были у 
Саши и Юры. Надо сказать, что они больше следили за выклад- 
ками, воспроизводя их и находя порой в них мелкие неточности, 
возникшие при вписывании формул, либо (реже) отсутствовав- 
шие символы. Вот здесь, когда дело было в исходных или полу- 
ченных формулах А-эС мог не соглашаться.

Припоминается, как мы совместными усилиями, после не- 
скольких дней горячих споров и естественных сомнений, при- 
шли к выводу, что принятая А-эСом запись для некоторого га- 
мильтониана взаимодействия экситонов с фононами ошибочна, 
так как нарушает закон сохранения квазиимпульса в трансляци-
онно-инвариантной среде. Александр Сергеевич, однако, кате- 
горически не признал наши доводы, и соответствующее выра- 
жение попало в книгу. Лишь какое-то время спустя он согласил- 
ся. что так писать было нельзя. Но я бы не назвал постулиро- 
ванное им выражение ошибкой в тривиальном смысле - просто 
принятый вид оператора отражал его видение и понимание про- 
цесса, который он намеревался изучать. Позже также вьмсни-
лось. что по концепции он в принципе прав, но переход к им- 
пульсному представлению оказывается лишним, и продуктивнее 
все преобразования с электронными операторами делать в так 
называемом узельном (или координатном) представлении, в 
котором этот гамильтониан действительно диагоналей по индек- 
су узла решетки.

Вообще его чутье, если, в первую очередь, иметь в виду 
наше восприятие А-эСа в аспирантские да и кандидатские годы, 
нас часто поражало. Как-то Юра Гайдидей принес для обсужде- 
ния полученное им громоздкое выражение какого-то взаимодей- 
ствия, следствия учета которого он собирался изучать. Однако 
обсуждение не состоялось, так как А-эС практически сразу зая- 
вил, что такого взаимодействия в среде с центром инверсии 
быть не может. Мы удивились: <Как это не может быть? Вот же

152

точная формула и никакой нуль не просматривается!>. Однако 
делать было нечего, и Юра после некоторого дополнительного 
анализа, в самом деле, получил нуль, хотя приходил к Давыдо- 
ву, чтобы согласовать с ним возможность замены рассматри- 
вавшейся сложной функции связи константой.

Еще более поразительный случай связан с работой Алек- 
сандра Сергеевича и Саши Серикова, в которой они предложили 
новую теорию прохождения света через кристаллы с большой 
силой осциллятора и дали полную интерпретацию эксперимен- 
тальным данным, полученным в те годы под руководством Ми- 
хаила Семеновича Бродина в ИФ АН УССР. Статья была уже 
напечатана, когда Саша обнаружил, что матрицы, с которыми 
они работали, неэрмитовы, следствием чего является комплекс- 
ность собственных значений оператора Гамильтона, а значит - 
их ненаблюдаемость как стационарных физических величин. Он 
немедля пришел к шефу с повинной, чтобы сообщить, что опуб- 
ликованные теоретические результаты ошибочны. Услышанные 
слова не произвели на А-эСа никакого впечатления и, недолго 
думая, он заявил:

- Ни о какой ошибке не может быть и речи. Теория не 
только прекрасно согласуется с экспериментальными данными, 
но и полностью отражает отдельные стадии физического про- 
цесса поглощения в средах с пространственной дисперсией. Мы 
также воспроизвели все известные из литературы предельные 
случаи.

Здесь неуступчивость и научную принципиальность про- 
явил уже Саша. Около двух лет ушло на то, чтобы устранить 
мучившее его противоречие; он потратил массу творческих уси- 
лий, создал для решения упомянутой проблемы специальный и 
совершенно необычный математический аппарат, добившись 
желаемого, хотя неоднократно слышал от А-эСа обидные и рез- 
кие слова:

153

- Саша. наша работа правильна4, вы занимаетесь глупо- 
стями.

Каково же было наше удивление, когда предложенный 
Сашей корректный подход дал прежний ответ, правда, только в 
резонансной области спектра. Но лишь она и была существенна 
для А-эСа, поскольку именно ей отвечает наибольшее переме- 
шивание экситонов и фотонов и, соответственно, наибольшее 
проявление эффектов пространственной дисперсии. Неэрмито-
вость, устраненная Сашей включением в рассмотрение дополни- 
тельных (и выброшенных им ранее) слагаемых, поправляла ре- 
зультаты только в области спектра, далекой от экситон-
фотонного резонанса, где пространственная дисперсия себя поч- 
ти не проявляет, поскольку вклад от учета ответственных за нее 
упомянутых слагаемых пренебрежимо мал.

По сути конкретной задачи А-эС снова оказался прав, хотя 
и Сашино обобщение казалось и интересным, и полезным. Да-
вьыов, однако, подобного рода методические работы слишком 
интересными и полезными не считал, ибо любил живую физику, 
а не, как он выражался, наукообразные рассуждения, которые к 
тому же не поддаются экспериментальной верификации. При 
мне он никогда не высказывался по упомянутому выше поводу, 
но, несомненно, мог бы подписаться под высказыванием Петра 
Леонидовича Капицы: <Физика - наука экспериментальная>. 
Будучи, однако, теоретиком, А-эС говорил немного иначе: <Без 
теории нет эксперимента>, имея в виду лишь то, что экспери- 
ментальные наблюдения и измерения интерпретации не подда- 
ются, если не сформированы теоретические представления. При 
этом вряд ли он подразумевал главенство теории; скорее, тем

4 С этим словом связан другой эпизод, имевший место на одном из семи- 
наров. Выступавший докладчик на претензии А-эСа по поводу нефизичности 
окончательного результата недоуменно спросил:

- Александр Сергеевич, не пойму, почему вам не нравится полученная 
формула. Так дала математика, а я считал честно.

- Причем здесь честно? - удивился такой аргументации Давыдов. - Че- 
стность нужна на базаре, а считать нужно правильно. -и указал на сомнительное 
место в представленном выводе.

154

самым выражалась любимая им <прикладная> суть теории, ко- 
торая без направленности на реальные опыты НИКО!\!У не нужна3.

- Что конкретно объясняют ваши результаты? - Эти 
слова часто звучали в виде вопроса и во время докладов, на ко- 
торых он присутствовал, но этого аспекта в них не уловил, и 
после них.

Мне кажется, он любил эксперимент, но не в смысле точ- 
ного количественного описания, а на качественном уровне - 
правильное то ли, к примеру, температурное, то ли полевое, то 
ли концентрационное поведение, установление поляризацион- 
ных характеристик, правильная параметризация и т.п. Коэффи- 
циенты, если мне не изменяет память, он не вычислял и за ними, 
кроме нормировок и необходимых точных соотношений, не осо- 
бенно следил. При всем при этом он был очень успешный уче- 
ный. при жизни получивший истинное и независящее от конъ- 
юнктуры и обстоятельств признание коллег. Оно выразилось в 
ставших именными предсказаниях новых явлений и объектов - 
давыдовского расщепления, ядерной модели Давыдова-Филип- 
пова, давыдовского солитона, полностью подтвердившихся и 
экспериментальными наблюдениями, и последующими теорети- 
ческими исследованиями, а также проникшими в смежные об- 
ласти знаний.

Как чисто.\1у теоретику ему удалось своевременно решить 
ряд относительно несложных, однако крайне существенных для 
теории и эксперимента проблем. А-эС любил ясные (но не в 
смысле банальные), четко поставленные вопросы и такого же 
сорта ответы. Его стремление к элементаризации приводило к 
тому, что практически на каждом семинаре мы становились 
свидетелями и не без скрытых улыбок в очередной раз слышали,

5 Так это видится мне сейчас и так, по молодости, я это воспринимал тогда, 
возможно, где-то в душе разделяя слова А-эСа. В то же время от Александра Иль- 
ича Ахиезера мне не раз приходилось слышать, что <теория имеет свои самостоя- 
тельные жизнь и путь развития>. А его ученик Виктор Григорьевич Барьяхтар 
любит повторять фразу, что <все разумное действительно>, считая ее истинной.

155

как ту или иную задачу' он сводил к двум связанным маятникам, 
пытаясь найти трактовку совершенно разным вещам. Как это ни 
странно, но правильными чаще оказывались именно его, на пер-
вьш взгляд, несколько наивные, <пальцевые> пояснения, а не 
наукоподобная демагогия, которую он не переносил. Бывали 
случаи, хотя их не много, когда он останавливал докладчика и 
прекращал семинар, не услышав за витиеватыми, пространны- 
ми, полуфилософскими фразами физически осмысленных, про- 
зрачных результатов.

Припоминаю, как в начале 70-х годов в ИТФ (еще на 
ул. Чкалова) при большом стечении публики заслушивался док- 
лад одного маститого (тогда ленинградского) профессора о 
структуре элементарных частиц. Однако, как только А-эС ус- 
лышал, что автор опирается на механистическую модель, он, 
несмотря на качественное и даже полуколичественное объясне- 
ние ею спектра масс частиц и других их свойств, демонстратив- 
но покинул семинар, заявив, что, по меньшей мере, наивно ве- 
рить в подобную модель, а тем более терять время на ознаком- 
ление с ней.

Показная вежливость, следствием которой становилось 
бесполезное сидение на семинарах, была ему чужда; он мог 
вполне прямо и откровенно указать на слабости в постановке 
либо в решении задачи, которая заслушивалась. Если же она 
заинтересовывала А-эСа. то более полезного для аудитории и 
самого докладчика слушателя трудно было поискать. Его заме- 
чания либо комментарии, в которых нередко прослеживались 
аналогии с другими областями физики, бывали, как правило, 
незаурядными и точными. После них многое прояснялось, а 
главное - становилось проще. Даже в не вполне ясных для него 
вопросах интуиция и опыт помогали А-эСу нащупывать пра- 
вильное направление для дальнейшего поиска либо подсказать, 
на какое другое его надо сменить.

Но хотелось бы отметить и такую своеобразную черту 
А-эСа как исследователя: он не поражал энциклопедическим 
знанием всей теоретической 4)изики, как это бывает характерно,

156

к примеру, для лучших представителей школы Ландау. Ориги- 
нальность, глубина и сила мышления Александра Сергеевича 
проявлялась при обсуждении тех вопросов, которыми он зани- 
мался или, что в данном случае одно и то же, интересовался сам. 
Просто соответствующий диапазон был весьма велик - зани- 
мался он действительно многим.

... Вот так. в подготовке к сдаче кандидатского экзамена и 
защите диплома, протекали весна и лето 1968 года. Весенний 
экзамен меня сильно расстроил - я получил <хорошо>, зато 
летом за диплом - <отлично>, что позволило получить направ- 
ление в аспирантуру. Сравнительно спокойная подготовка к 
предстоящим защите диплома и, я надеялся, вступительным 
экзаменам была нарушена первой в моей жизни командировкой, 
в которую я был отправлен в мае, чтобы принять участие (без 
доклада, на что было получено специальное <добро> А-эСа) 
в проходившем в Одессе Всесоюзном совещании по физике эк-
ситонов. Там, на пляже (!), где иногда тоже можно было встре- 
тить участников, я узнал, что в Киеве, в ИФ, получены новые и 
остающиеся непонятными данные о спектрах - инфракрасных 
и оптических - твердого кислорода, который к тому времени 
изучался уже многие десятилетия. Это меня почему-то заинтри- 
говало, и сотрудница этого института Гертруда Васильевна 
Климушева, тоже участвовавшая в одесском совещании, вывела 
меня на авторов этих результатов Ольгу Степановну Пахомову и 
Леонида Иосифовича Шанского, а они, в свою очередь, на их 
руководителя - Антонину Федоровну Прихотько. с которой у 
меня постепенно завязалось многолетнее научное и человеческое 
общение. Здесь не место писать о нем, и Александра Сергеевича 
оно касается лишь тем, что он никогда не препятствовал творче- 
ской свободе своих учеников, ничем ее не ограничивал.

Вопросы своего поведения в тех или иных ситуациях и что 
допустимо, а что нет, я с ним ни до, ни после конференции не 
обсуждал. На момент, когда я познакомился с кислородной про- 
блемой, я был еще зеленым юнцом без высшего образования, но 
как-то интуитивно не ощущал страха предпринимать какие-то

157

самостоятельные шаги. либо, другими словами, проявлять ини- 
циативу и интересоваться вещами, о которых от А-эСа не 
слышал'. При этом не могу ответить на вопрос, почему не боял- 
ся. Если быть правдивым, тогда о таких вещах я просто не за- 
думывался. Видимо, атмосфера в отделе была такая, что подоб- 
ное поведение не могло порицаться, а новые научные контакты 
- запрещаться либо контролироваться, и можно было без ведо- 
ма шефа. который на эту тему как-то не высказывался и был 
занят решением своих собственных задач, пытаться <вести свою 
игру>. Конечно, далеко не все руководители способны на такое 
демократичное отношение к своим подчиненным но. с другой 
стороны, и нс все подчиненные, возможно, нуждаются в нем.

Как-то к нам на семинар приехал из Харькова сотрудник 
ФТИНТ АН УССР. Наблюдая и слыша наше не в меру свобод- 
ное, с его точки зрения, общение с А-эСом. он в сердцах заме- 
тил:

- Вы тут все развращены. Ногами открываете дверь в ка- 
бинет академика. А вот, когда наш директор в инстипте. мы 
стараемся сидеть тихо, как мыши.

Разумеется, это гипербола с заметным привкусом иронии. 
но авторитетом А-эС действительно никогда не давил. В спорах 
с ним - ив кабинете, и на семинарах, где возмутителями спо- 
койствия обычно выступали Ю. Гайдидей или еще активнее 
А. Сериков, - бывало много эмоций, даже шума, но принима- 
лись только аргументы, <погоны> не учитывались, а критика на 
авторитет не посягала. Что же касается <ног>, то и ныне не могу 
без изрядной доли испуга, который, правда, ощутил гораздо 
позже, вспоминать, как один раз в одной из таких коллективных 
семинарских дискуссий у доски я на какое-то утверждение А-
эСа не нашел другого возражения, кроме вспыльчивых слов:

- Это ерунда.

Он на мгновение недоуменно замолк, не ослышался ли он, 
но тут же продолжил говорить, и никаких оргвыводов, на мое 
счастье, не последовало. Зато потом я подвергся суровому осуж- 
дению со стороны своих друзей, упрекавших меня в непозволи-

158

тельной непочтительности, но их слова были доброжелательны- 
ми и заинтересованными. При всем при том в присутствии А-
эСа мы еще старались быть как-то сдержанными, а без него мо- 
ментами так заводились, что казалось, скоро в ход могут пойти 
и руки либо появится глубокая взаимная обида. Но ни единого 
раза не было ни того, ни другого. Кончалось обсуждение, и мы 
- Саша, Юра и я, а иногда и кто-то еще (чаще - Саша Еремко, 
Иван Иванович (Ваня) Украинский, кто-нибудь из гостей) - 
мирно пили чай или кофе, шутили, смеялись, подтрунивая друг 
над другом. Следуя примеру А-эСа, в спорах мы самозабвенно 
искали лишь зерна истины, кто же оказывался ее носителем, 
оставалось второстепенным (или честнее, - не самым главным).

... Вернувшись из Одессы, от моих новых коллег из ИФ я 
получил много ссылок на литературу об исследованиях кислоро- 
да и без всяких предположений, что на то требуется одобрение 
А-эСа, начал ее изучать. Дело дошло до того, что мне пришло в 
голову при поступлении в аспирантуру ИТФ писать реферат 
именно по твердот' кислород)7, а не использовать, как было 
обычно принято, диплом. Я быстро убедился, что по соответст- 
вующим спектрам нет ни одной теоретической работы, но это не 
поколебало моего желания писать оригинальный реферат. Сму- 
щало лишь то, что поступать в аспирантуру я собирался по тео- 
ретической физике, а формул в реферате практически не пред- 
виделось. Более того, на самом экзамене, рассказав некоторые 
экспериментальные факты, на многие вопросы экзаменаторов о 
причинах наблюдавшихся аномалий мне пришлось отвечать <не 
знаю> либо <это неизвестно>.

Но все прошло гладко, и после зачисления в ИТФ в качест- 
ве аспиранта у меня состоялся еще один, мне кажется, показа- 
тельный разговор с Александром Сергеевичем.

По-видимому, это был октябрь или ноябрь 1968 года, когда 
я пришел к Давыдову, чтобы <легализовать> свой, мне самому 
представлявшийся неподдельным, интерес к кислороду, пробле- 
мы которого, мне казалось, я уже успел в общих чертах осоз- 
нать. При этом я думал, что коль скоро речь идет о спектрах

159

поглощения света, которые А-эС знал и понимал (особенно для 
молекулярных систем) как никто другой в мире, то все будет в 
порядке, и я быстро получу его одобрение. Однако А-эС повёл 
себя совершенно иначе, сказав:

- Молодой человек, эта задача не для аспиранта. Я ее ре- 
шить не сумел, Рашбе она тоже не поддалась. Так что, потерпи- 
те, займитесь пока чем-то попроще, защититесь. А потом, если 
захотите, приступите к кислород}'.

Надо сказать, его слова и выраженная в них очевидная за- 
бота немного охладили мой порыв и заставили задуматься. Сво- 
бода выбора - это, конечно, здорово и приятно, но аспирантура 
имеет свои цели, и отведенный на нее срок совсем не так велик, 
как сначала видится. Тем не менее, я решил попробовать. Сооб- 
ражения были простые: для сдачи кандидатских экзаменов я 
имел в запасе целый год, когда в соответствии с требованиями и 
традициями своей научной школы, Давыдов не <озадачивает>. 
Тем самым аспирант не имеет конкретно сформулированной 
задачи и в течение относительно продолжительного срока не 
вынужден как-то по ней отчитываться перед ним. И хотя я на- 
меревался экзамен по специальности обязательно пересдавать 
- ведь программу один раз я уже с ребятами прошел, и, следо- 
вательно, ее повторение не должно забирать все рабочее время.

Поэтому негласно я продолжал разбираться в спектрах, 
встречаться с экспериментаторами, что-то в соответствующих 
вопросах подучивать. Два немаловажных обстоятельства спо- 
собствовали этим моим <подпольным> для внимания А-эСа 
изысканиям.

Во-первых, Юре Гайдидею как аспиранту уже второго года 
обучения, и поэтому освободившемуся от экзаменов, А-эС для 
подготовки диссертации дал тему по триплетным экситонам, 
методика описания которых оказалась очень близкой к той, ко- 
торая начала вырисовываться для изучения энергетического 
спектра твердого кислорода. Особенно очевидным это стало по- 
сле того, как Юра проработал книгу Н.Н. Боголюбова <Лекцп з 
квантово'1 статистики>, неплохо освоив метод операторного про-

160

ектирования, и мы часами проделывали различные выкладки, 
убеждаясь, что наши предположения о схожей структуре га- 
мильтонианов обеих задач небеспочвенны. И в том, и в другом 
случаях существенной для движения возбуждения оказывается 
лишь обменная часть межмолекулярного взаимодействия, по- 
скольку актуальными являются электронные состояния молекул 
с разной мультиплетностью.

Во-вторых, из Харьковского физико-технического институ- 
та после окончания аспирантуры в ИТФ пришел молодой кан- 
дидат наук Эльмар Григорьевич Петров, с которым я как-то не- 
заметно для самого себя также вошел в научный контакт, хотя и 
не такой близкий, как с Юрой, - все же сказывалась небольшая 
разница в возрасте и его уже солидный по сравнению с нами 
научный опыт. Эльмар поддерживал мой интерес и очень про- 
свещал в вопросах физики магнитных явлений, которая в КГУ 
не читалась вообще. А мне знание её основ было необходимо, 
так как низкотемпературные фазы твердого кислорода относятся 
к семейству магнитных систем. Кроме того, Эльмар сам прояв- 
лял повышенное внимание и уже начал изучать близкие вопро- 
сы, связанные с оптикой и спектрами магнитоупорядоченных 
диэлектриков, которые экспериментально исследовались в харь- 
ковском Физико-техническом институте низких температур 
Виктором Валентиновичем Еременко с сотрудниками, вследст- 
вие чего наше сотрудничество возникло и развивалось вполне 
естественно.

Все вместе взятое мало-помалу удаляло меня от основных 
научных интересов Александра Сергеевича, я все глубже вне- 
дрялся в кислород, а этот физический объект - в меня. И когда 
весной 1969 года я сдал последний экзамен кандминимума, то 
опираясь на уже проделанные вместе с Юрой расчеты, которые 
А-эС, хоть и с некоторой долей скепсиса, но одобрил, и ссьыки 
на реальное участие и помощь со стороны Эльмара, что, не со- 
мневаюсь, было тоже существенно, сумел убедить Давыдова, 
что вырабатываемая нами троими идеология и ее математиче-

161

ское обоснование, по меньшей мере, не противоречат имеющим- 
ся экспериментальным данным.

Во многом это был мой юношеский максимализм и я вы- 
давал желаемое за действительное, но, по-видимому, А-эС. уви- 
дев мою искреннюю увлеченность и стремление понять эти 
спектры, а также неформальную поддержку со стороны друзей 
(нельзя не упомянуть и Сапу Серикова, который оказывался и 
первым слушателем, и первым критиком часто еще сырых ре- 
зультатов), больше возражений высказывать не стал, фактиче- 
ски разрешив делать то. что мне ближе. Вот так и вышло, что, 
будучи фактически при Давыдове, я в то же время оказался как 
бы сам по себе, поскольку к тематике, на которую я вышел, он 
непосредственного отношения не имел и ею не занимался. Но 
хочу еще раз подчеркнуть, что, рассказывая о себе, я, в первую 
очередь, говорю о своем учителе, его благожелательном и за- 
ботливом отношении к стремящимся в науку молодым людям, к 
их собственным желаниям и особенностям характеров. Подоб- 
ное отношение к аспирантам и молодым исследователям прочно 
засело во многих давыдовских учениках, в отделах которых аб- 
солютно независимая и без всякого участия <старших товари- 
щей> работа любого из сотрудников считается вполне обычным 
делом.

Если восстанавливать события тех, уже неблизких, дней, 
то. мне кажется, только самостоятельность не была да и не мог- 
ла быть самоцелью: смешивались два обстоятельства - жела- 
ние сделать что-то свое и обнаружившаяся задача, которая, с 
одной стороны, не выглядела безнадежной, а с другой, - в ре- 
шении которой пока не сделано чего-то существенного. Это под- 
стегивало, питало и надеждами, и иллюзиями, давало стимул 
отстаивать свою позицию перед шефом. Уверен, что стоило бы 
А-эСу хотя бы чуть-чуть нажать, как я бы <безынерционно> пе- 
решел на другой путь своего развития. Но он не стал делать это- 
го, поскольку имел собственные научные интересы и, осуществ- 
ляя их, не имел привычки вести себя как . Истинный на- 
ставник, он понимал, что настоящая увлеченность не возникает

162

<из-под палки>, что иногда полезно дать ученику право на соб- 
ственную ошибку и что не надо его зря ломать или подстеги- 
вать. Даже предлагая задачу, он не торопил, но если не видел 
ответного порыва, не слышал встречных вопросов, внутренних 
стремления или потребности прояснить задание, говорил:

- Не могу же я хотеть решить задачу больше, чем вы, - 
и, бывало, во многом терял интерес к такому аспиранту или со- 
труднику. Как я отмечал, он почти никогда не спрашивал, как 
идут дела, но при первой же просьбе немедля назначал встречу, 
чтобы обсуждать возникшие трудности или получающиеся ре- 
зультаты. По-видимому, он считал, что подлинный интерес к 
научной работе должен быть не стимулированным, а исключи- 
тельно спонтанным.

Но его безразличное поведение имело место, лишь если 
вопрос был ему самому не очень интересен. В противном случае, 
он работал очень быстро и продуктивно и, как однажды пошу- 
тил Юра Гайдидей, приходилось считать не в позиции сидя за 
столом, а в состоянии бега и хорошо, если только трусцой.

Едва ли стоит говорить, что все получаемые результаты 
<пропускались> либо лично через А-эСа, либо его семинар; он 
всегда проявлял внимание и поддерживал кислородную дея- 
тельность. Кроме того, можно было спорить и возражать, что 
поощрялось. Критика, порой весьма жесткая, тоже присутство- 
вала, но конструктивная и стимулирующая. Увидев первые, 
проливающие какой-то свет на кислородные спектры, результа- 
ты, которые показались ему разумными, он немедленно предло- 
жил писать диссертацию, и, таким образом, <уравнял> меня по 
времени защиты с Сашей и Юрой, так что мы защищались по- 
следовательно один за другим.

Саша Сериков с присущей ему оригинальностью, чем во- 
обще отличался от других, построил удивительно красивую и 
методически общую теорию вибронных спектров поглощения в 
молекулярных кристаллах, не только воспроизводившую в каче- 
стве частных все результаты предыдущей теории Э.И. Рашбы, 
но и содержавшую много новых. Юра Гайдидей детально изу-

163

чил наиболее существенные особенности спектров и аннигиля- 
ции триплетных экситонов, замечательным образом развив их 
последовательную теорию, а также объяснил и, что особенно 
ценно, предсказал ряд экспериментальных явлений. Мне, не без 
помощи того же Юры, а также Эльмара (он при этом, даже чис- 
лясь тогда согласно штатному расписанию в другом отделе, за- 
кономерно стал соруководителем моей работы), удалось, введя в 
обиход представление о межэкситонном взаимодействии, на- 
званном <перестановочным>, подойти к вьыснению основных 
причин формирования энергетического спектра и природы полос 
бимолекулярного поглощения в твердом кислороде.

Опять-таки, все эти факты наших научных биографий при- 
водятся не для <самоотчета>, а как примеры создания Давыдо- 
вым своей разнообразной и обширной по охвату тематики шко- 
лы.

Ее формирование, как все понимают, не представляет со- 
бой <рукотворный> либо административно управляемый про- 
цесс. Школу составляли единомышленники А-эСа, впитавшие 
принципы его отношения к работе, к коллегам, поведенческие 
мотивы и критерии оценок тех или иных физических результа- 
тов, а также событий в науке и их участников. В его школе как 
бы не было учителя и учеников. Во всяком случае, с его стороны 
мы не ощущали неравного отношения, но как молодые, еще ма- 
ло знавшие и видевшие, <играли учителя>, как свита играет ко- 
роля. Даже если в каких-то редких случаях последнее слово или 
основная догадка по обсуждавшееся вопросу принадлежала не 
ему, мы ждали именно его резюме не только потому, что оно 
могло содержать похвалу или критику, но - главное - из-за 
более широких взглядов А-эСа, позволявших узнать, как, на- 
пример, данный конкретный вопрос проливает свет на другие 
физические явления и что в нем остается неясным.

Не будет самомнением заявить, что Александр Сергеевич 
тоже кое-что черпал из нас - учеников - и никогда не забывал 
это подчеркивать. Его отношение к нам было лучшим проявле- 
нием и подтверждением дуальности саморегулирующейся <мно-

164

гочастичной системы> Учитель-ученики. Он очень хорошо по- 
нимал, как благоприятны для ее развития неизбежно устанавли- 
вающиеся в ней <многочастичные взаимодействия> и неосоз- 
нанно возникающие <коллективные возбуждения>, считая, что в 
интенсивном обмене мнениями, или прямых и обратных связях 
(одинаково ценных не только нам, но также ему) и состоит ос- 
новная учеба. Других видов занятий в <университете> 
А. С. Давыдова не проводилось.

Последние слова, по-видимому, не совсем точны, и кое-
кто, может быть вспомнит примеры его прямых наставлений 
относительно поведения в той или иной ситуации. Сам я, пожа- 
луй, имею лишь один пример Давыдовского назидания, которое 
запомнил навсегда. Дело было так.

Из одного из академических институтов в ИТФ был пере- 
веден отдел, заведующий которого N слыл специалистом в об- 
ласти расчетов молекул и взаимодействий между ними. По- 
скольку в отделе Давыдова изучались различные свойства моле- 
кулярных систем, мы - Гайдидей, Сериков и я - стали посе- 
щать семинары нового отдела и быстро пришли к выводу, что с 
соответствующими результатами N согласиться, по меньшей 
мере, трудно, так как ошибка расчета зачастую превышала ис- 
комую величину. Не сумев доказать их автору, что такое недо- 
пустимо, непосредственно во время докладов, мы делегацией 
пошли к Давыдову с информацией об уровне проводимых N 
исследований и надеждой, что уж он-то с его опытом и автори- 
тетом найдет, как отреагировать. Нас, однако, ждало показав- 
шееся тогда горьким разочарование - А-эС нас категорически 
не поддержал, сказав примерно следующее:

- Никогда не надо ставить столь непродуктивную цель, 
как борьба с кем-то. Она не принесет ни удовлетворения, ни 
дивидендов в виде достижений и известности, да и не может 
быть приоритетной для людей с нормальной психикой, ставя- 
щих перед собой и решающих чисто научные задачи. Отдавайте 
все силы получению собственных, а не опровержению чьих-
либо результатов. Такое может случиться лишь как <побочный>

165

продукт исследования, но не как главное, ради чего вы начали 
работу. Прошу вас подумать об этом.

Мы молча ушли. Не знаю, как мои друзья, но я этот урок 
прочно усвоил. Что бы я ни делал, всегда стараюсь следовать 
полученной от А-эСа рекомендации и даже со ссьшкой на него 
изредка её пропагандирую.

... Квалификационные работы А. Серикова, Ю. Гайдидея и 
моя, как и мы - их авторы, были совершенно разными, но мы 
так часто и плотно обсуждали полученные друг другом резуль- 
таты и возникающие у каждого из нас текущие трудности, желая 
друг другу помочь разрешить их, что могли бы без видимого 
напряжения защитить <не свою> диссертацию. Кроме того, на- 
ше понимание в целом углублялось тем, что по каждой из них 
мы имели возможность слышать подсказки и замечания самого 
А-эСа. а с Сашей к тому же он работал непосредственно, поэто- 
му их общие результаты в некоторых аудиториях излагал сам, 
что также служило дополнительными уроками.

В этом сотрудничестве с Сашей, в чем я убеждался, на- 
блюдая то же самое, множество раз, проявилось, каким замеча- 
тельным соавтором был Александр Сергеевич. То, что он делал 
самостоятельно или воспроизводил, повторяя и проверяя, все 
необходимые выкладки, удивления, разумеется, вызывать не 
должно - большинство работающих вместе сочтет, наверное, 
подобное поведение нормальным.

Абсолютно ненормативньм было, однако, другое: он, 
осознанно или неосознанно следуя принципу, <если хочешь, 
чтобы дело было сделано хорошо, делай его сам>, не только пи- 
сал или перерабатывал текст готовящейся к публикации статьи, 
но и вписывал своей рукой формулы, как минимум, в ее первый 
машинописный экземпляр (еще не было персональных компью- 
теров!), доверяя соавтору, в лучшем случае, лишь следующие. 
сам рисовал графики, схемы, рисунки. И делал это, надо отме- 
тить. превосходно. Вписанные им формулы бьыи крупными, 
четкими, понятными для набора и, что важно, удобно разме- 
щенными, а нарисованные, чтобы изобразить какие-либо про-

166