51
за ним кандидата-интернационалиста И. С. Биска. Остальные места
были заняты кандидатами украинского блока.
Как производились выборы в уездах, по деревням и местечкам
при отсутствии свободной прессы, полном административном произ-
воле и совершенной пассивности непартийных масс, вообразить
нетрудно.
Трудовой конгресс собрался в январе 1919 года, за несколько
дней до взятия Киева большевиками. Представители Директории
выступили на нем с декларативными заявлениями; их усиленно
критиковали слева (в частности критиковал их Рафес, ставший
уже на платформу советской власти); затем их переизбрали, и
конгресс закрылся. Это было какое-то повторение- mutatis mutan-
dis - съезда хлеборобов в цирке, избравшего 29 апреля 1918 года
гетмана: та же инсценированность, то же самозванство, то же
фактическое бессилие номинально-всесильного собрания; но только
без немецкого солдата с пулеметами на крыше...
В области административной деятельности директория доказывала
свою левизну объявлением о проверке сейфов, изъятием ценностей
у ювелиров и многочисленными арестами. Эти последние произво-
дились так беспорядочно и бесконтрольно, что трудно было устано-
вить, где был арест, а где налет и похищение. Многократно и в
худшем виде повторялась история с А. Ю. Добрым.
Время Директории вообще было для города Киева эпохой
хулиганства par excellence [отменного]. Из всех властей, которые
царили над нами за эти пестрые четыре года, ни при одной не
расцвели таким пышным цветом налеты, грабежи и вымогательства.
Разгулявшиеся хулиганы спешили снять сливки с понаехавшей в
Киев при гетмане денежной публики. Импровизированная армия,
которая совершила восстание, была, разумеется, полна всяческих
авантюристов; поэтому налетчики иногда носили форму казаков или
старшин. Действовали они обычными приемами: выследив жертву,
являлись в квартиру, начинали какой-нибудь разговор, а улучив
удобную минуту, приставляли к виску револьвер и предъявляли свои
требовании. Уходя для острастки оставляли в квартире, у выходных
дверей, пару ручных гранат, которые затем часто оказывались не-
заряженными.
Бороться против налетов было очень трудно, и случаев ареста
налетчиков, насколько я помню, почти не было. Во всех домах
функционировали охраны из жильцов, но, как всегда, они были
совершенно бессильны.
Чтобы получить полную картину жизни Киева в эти недели, не-
обходимо еще прибавить к этому угрозу большевистского насту-
пления, которай все более и более выдвигалась на авансцену. Ко-
нечная катастрофа - занятие города большевиками - казалось почти
неизбежной. На украинскую армию, после опыта 1918 года, особой
надежды не было. Правда, в Одессе уже были войска союзников,
и стоустая молва всячески старалась преувеличить силы этого де-
сайта. Но Директория со своими друзьями слева не могла призвать
52
на свою защиту капиталистических варягов. Говорили о расколе,
существовавшем по этому вопросу между <большевизанствующим>
Винниченко и более умеренным Петлюрой; что у последнего не было
принципиально-социалистических сомнений в возможности такого
альянса, - это он доказал впоследствии своим союзом с Польшей.
Да и вскоре после падения Киева, в Виннице, как потом выяснилось,
Петлюра вел переговоры с французским консулом Эно и другими
одесскими дипломатами и генералами Антанты.
Но в декабре и январе ни Петлюра, ни солидарный с ним
военный министр Греков не могли решиться на открытый шаг
в сторону союзников. Директория обменивалась нотами и с Москвой,
и с Одессой; Москва отвечала на ноты и продвигала свои войска
на юг; Одесса также отвечала, но войск на север не двигала.
Нетрудно было предвидеть, кто окажется раньше в Киеве.
Киевляне это и предвидели.
С первых же недель господства Директории начался исход
новых и старых киевлян за границу и в Одессу.
Переселившиеся к нам при гетмане <вся Москва> и <весь Петро-
град> двинулись в путь дальше, к следующему этапу своего бежен-
ства. За ними потянулся и <весь Киев>.
Пессимисты, считавшие, что уезжают надолго, старались при-
строиться к отъезжавшим немецким эшелоном и направлялись че-
рез Польшу в Берлин. Оптимисты, рассчитывавшие на скорое
избавление и на помощь союзников, устремлялись в Одессу. Уез-
жали всеми способами и путями, уезжали даже украинские деятели,
превращавшиеся для этого в послов и атташе... Уезжали за боль-
шие деньги и за большие взятки.
С тяжелой душой мы с женой решили остаться в Киеве. Мы
стали ждать прихода большевиков.
IV. Большевики. Добровольцы. Поляки.
(Февраль 1919 г,-июнь 1920 г.)
Междувластье. - Советская власть. - Добровольцы. - Начало юдофобской
травли. - Погром. - Деморализация. - Снова советская власть. - Поляки.
Войска Директории оставили Киев заблаговременно и с преуве-
личенной поспешностью. Большевики были еще не близко и никак
не могли вступить в город тотчас же после его эвакуации. Поэтому
между уходом одних и приходом других образовался некоторый
vacuum - период безвластья, когда никто нами не володел и ника-
кого начальства в Киеве не было.
Период этот продолжайся целую неделю. За это время все на-
селение убедилось в том, что отсутствие правительства есть тоже
своего рода форма государственного строя, притом, пожалуй, не
самая худшая форма. Царило совершенное спокойствие, магазины
были открыты, базары торговали, извозчики ездили. Было только
как-то неуютно-тихо...
53
Ожидание большевиков стало уже несколько надоедать, а Ди-
ректория почувствовала неловкость из-за своего не в меру по-
спешного бегства. Снова стали поговаривать о предстоящем при-
ходе французов из Одессы, и был издан какой-то приказ о мобили-
зации. В этом приказе, между прочим, дезертирам угрожали ка-
торжной работой на срок 15-20 лет; это звучало довольно комично
в устах власти, которой, по всеобщему (и в том числе ее собствен-
ному) мнению, оставалось существовать не более нескольких дней...
Был еще какой-то шутовский приказ, предостерегавший население от
гибельного действия <химических лучей>, которые будут лущены
в ход против большевиков. Об этом новом смертоносном оружии,
будто бы употреблявшемся на Западном фронте, уже давно шли
разговоры. В действительности это был миф. И со стороны глав-
ного командования Директории <пугать> таким образом врага
(подобно тому как,, говорят, китайцы некогда рисовали декорации
крепостей) было недостойным и неуместным фарсом.
Так прошло несколько сравнительно спокойных дней, в кото-
рые многие, не успевшие уехать в дни паники 28-29 января,
выехали в более сносных условиях в Одессу.
В конце концов, однако, - это было 6 февраля 1919 года, - боль-
шевистские войска вступили в Киев.
* * *
[Советская власть продержалась в Киеве на этот раз до
30 августа 1919 г., когда город был занят добровольцами]. С пер-
вых же дней добровольческой власти фанатики и слепцы стремились
использовать всеобщие чувства траура и скорби для человеконе-
навистнических, пагубных целей.
Возбуждение народа, как и следовало ожидать, направилось
с первых же дней против евреев. В эту именно сторону направляли
его если не сами добровольцы, то весьма значительная часть их
политических друзей.
Шульгин в первом же номере возобновленного <Киевлянина>
счел уместным найомнить слова своего отца о том, что <Юго-
западный край - русский, русский, русский>, и обещал отныне не
отдавать его больше <ни украинским предателям, ни еврейским
палачам>. В своем националистическом ослеплений Шульгин считал,
что сила добровольческого движения - в национальных русских ло-
зунгах. В действительности, однако, сила движения была в лозунгах
не национальных, а государственных, не русских, а российских.
И как раз роковой ошибкой для всего грандиозного движения
оказалось то, что оно не сумело победить в себе национальное
высокомерие и оттолкнуло от себя все не националистическо-русские
элементы населения.
В отношении ухраинства ложный шаг был сделан самим Де-
никиным. В отношении же еврейства ему оказали медвежью услугу
его правые сторонники во главе с Д. В. Шульгиным.
Что бы ни говорить о роли евреев в большевистском движении,
54
изображение большевизма как _национального_ еврейского дви-
жения, направленного против всего русского, есть не только кле-
вета, но невежество и глупость. Большевизм не есть национальное
движение; напротив, он уничтожает все национальные институты.
Большевизм и не направлен специально ни против какой нации;
среди его жертв наблюдается полное равноправие национальностей.
И если Троцкий и Урицкий - евреи, то евреями же были Дора
Каплан и Каннегиссер.
С первых же дней после ухода большевиков начались антиеврей-
ские эксцессы. Пример показали наши калифы на час - галичане.
На одной из окраин они захватили небольшой отряд гражданской
милиции, наспех организованной в эти дни городской думой, и
безжалостно расстреляли 34 еврейских юношей, бывших среди ми-
лиционеров. Как жестоко и слепо национальное предубеждение:
эти юноши, самоотверженно откликнувшиеся на зов думы и еще
в присутствии большевиков, с большим риском для себя образовав-
шие охрану мирных жителей, - эти несчастные юноши были при-
влечены к ответу за преступления большевиков...
Отдельные эксцессы имели место и в последующие дни на
улицах города. Хватали и избивали людей, которых - правильно
или неправильно - <признавали> за бывших комиссаров. В лучшем
случае их отводили в контр-разведку. Оттуда же, продержав их
пару недель, обычно отпускали с миром.
В один из этих первых дней, возвращаясь домой, я увидел
группу возбужденных людей, толпившихся у подъезда. Я подошел
ближе. Один иа наших жильцов, К., с прежних времен имевший
отношение к сыскной полиции, с азартом доказывал, что стоявший
тут же молодой человек - комиссар из чрезвычайки. К ужасу я
узнал в этом последнем своего хорошего знакомого Б., шедшего
ко мне в гости. Б. служил в городском управлении и был несколько
раз в чеке, хлопоча за арестованных рабочих городских предприя-
тий. Наш жилец, очевидно, встретил его там однажды. И этой
встречи было для него достаточно, чтобы теперь называть Б.
комиссаром и чекистом.
К., видимо, уже успел завести связи в контр-разведке, так как
по его вызову через полчаса явился взвод солдат, арестовавший
моего знакомого. Я направился за ним. Его предъявили начальство-
вавшему в нашем районе полковнику, который велел перевести
арестованного на ночь в какое-то помещение на глухом Кловском
спуске.
<Г. полковник, - спросил я его, подавляя волнение, - арестован-
ному ничего не угрожает?>
Полковник переменился в лице и резко ответил: <Мы не боль-
шевики, - не расстреливаем>.
Однако эту ночь мы была не вполне спокойны за судьбу Б.
На следующее утро его перевели в контр-разведку, помещавшуюся
на Фундуклеевской улице, а оттуда в тюрьму. Мы сейчас же под-
няли на ноги всех и вся, получили от городского головы удосто-
55
верение о совершенной лойяльности Б., нэ все это не произвело
большого впечатления. Его освободили только недели через две.
Впоследствии, по другому делу, я обратился с просьбой о засту-
пничестве к прокурору судебной палаты С. М. Чебакову, который
лично знал арестованную (помощника присяжного поверенного).
Но тогда же мне передали отзыв о Чебакове одного генерала из
контр-равведки, заявившего, что "Чебаков, которого назначил проку-
рором <мерзавец Керенский>, для него не авторитет... Единствен-
ным способом вызволить кого-либо из контр-разведки было найти
знакомого следователя или нащупать путь к кому-либо из не бес-
сребренников чинов канцелярии...
* * *
Наш председатель домового комитета с каким-то смущенным
видом заходит к нам в квартиру.
- О чем вы объяснялись с этими офицерами, Василий Кор-
нилович?
- Да так, знаете... Они спрашивали, где у нас в доме еврей-
ские квартиры...
Так вот оно что.
Невольно вспомнился вечер 18 октября 1905 года. Я был тогда
гимназистом 6-го класса. Мы всей семьей спускались вниз по лест-
нице, направляясь к знакомым праздновать объявление конституции.
Но, еще не успев сойти вниз, мы увидели швейцара, поспешно за-
иираюшего выходную дверь.
- Что случилось?
- Да так, знаете... У нас тут внизу живет портной... еврей.
Так у него стекла разбили...
Тот же смущенный, как будто виноватый голос...
Погром. Он висел в воздухе в первые дни прихода добро-
вольцев. Но не было санкции, хотя бы молчаливой, со стороны
начальства, а без нее погромы не начинаются. В сентябре из разных
мест стали поступать известия о погромах. Но в Киеве настроение
улегалось. Грозивший и несостоявшийся погром никогда не осуще-
ствляется без нового толчка. Налет большевиков 1 октября и обрат-
ное завоевание города дали такой новый толчок погромным настрое-
ниям. А обстановка была такая, что явное одобрение некоторой
части населения и прессы и молчаливая санкция начальства были
обеспечены...
Погром и начался.
Странный это был погром, спокойный, деловитый, по-моему,
даже как бы компрометирующий идею еврейского погрома. При
всем желании в том,, что делалось в эти дни в Киеве, нельзя было
видеть и тени стихийного проявления народного гнева. Никакого
подъема, никакой ширины, никакого разрушения. В прежние
времена расхищение еврейского имущества происходило хоть в об-
лаке пуха из распоротых перин и под звон разбитых стекол.
Теперешние погромщики стали несравненно деловитее и практичнее.
56
Они понимали, что при существующих ценах было бы грешно раз-
ломать хоть бы безделицу...
Техника октябрьского погрома 1919 года была примерно сле-
дующая. В еврейскую квартиру заходит вооруженная группа, че-
ловек пять-шесть. Один становится у парадной двери, другой у
двери на черный ход. После этих предупредительных мер начи-
нается лирическая часть. Один из шайки обращается к хозяину
квартиры с речью: вы, евреи, мол, большевики и предатели, вы
стреляли в нас иэ окон, вы уклоняетесь от призыва в армию и
т. д., - извольте отдать на нужды Добровольческой армии все, что
у вас есть ценного, деньги, золото, драгоценности; не отдадите
добровольно, будете немедленно расстреляны; найдется что-либо
запрятанное, сделаем обыск, все обнаружим, а вас расстреляем за
укрывательство. Если жертва народного гнева после этого спешила
выложить достаточную сумму, все этим и кончалось; если нет,
пускались в ход более интенсивные приемы вымогательства: ее
ставили к стенке, приставляли дуло револьвера к головкам детей
и т. д., и т. д.
В более глухих частях города, в особенности в уединенных,
оставлейных хозяевами усадьбах, происходило не вымогательство,
а настоящее разграбление. Тут на помощь <инициативной> группе
являлись в большинстве случаев живущие по соседству дворники,
мастеровые, прислуга и т. д. Имущество растаскивали до нитки,
оставляя только мебель. Но и здесь окон не били и ни одного
стула не ломали.
Среди участников таких разграблении бывали иногда люди,
знакомые или связанные в деловом отношении с ограбленной еврей-
ской семьей. В этих случаях мстители за поруганные национальные
идеалы после погрома для избежания обыска и для восстановления
знакомства, возвращали хозяевам что-либо из <взятых на хранение>
и <спасенных от гибели> вещей...
По сравнению с романтическими временами 1881 и 1905 гг.
нынешние погромщики стали практичнее и в самом выборе своих
жертв. В прежние времена, когда путем погромов боролись с еврей-
ской эксплоатацией, жертвами погрома оказывались в громадном
большинстве бедняки из предместий; теперь, когда погромы явля-
ются возмездием за большевизм, они падают исключительно на
богатых...
Человеческие жертвы были, увы, и от того погрома. Но убийства
производились как-то параллельно и независимо от ограблений. Не
было бунтующей толпы, грабящей и убивающей. В отдельных слу-
чаях солдаты, преимущественно кавказцы, весьма далекие от каких
бы то ни было русских патриотических чувств, - ловили на глухих
улицах молодых евреев и. расправлялись с ними. Но даже и от
них часто можно было откупиться.
В дни погрома и в последующие дни бывали и иного рода
случаи самосудов и расстрелов. Под предлогом ареста уводили
еврейских молодых людей, которые больше не возвращались. Рас-
57
правлялись и с теми, кто позволял себе. защищаться и защищать
других.
Убивали не а квартирах, не в пылу борьбы. Нет, жертву уводили
и приканчивали в укромном месте. И в этом сказалась модернизация
погромного дела.
Ни одного разбитого стекла, ни одного поломанного стула;
деловитость и экономия сил; деньги, деньги и деньги...
Таков был этот современный погром в октябре 1919 года в
Киеве.
Разумеется юдофобская пресса сумела сочинить и для этого по-
грома благовидные причины и придать ему некоторую долю идей-
ности. Погромную кампанию, в прессе начали <Вечерние огни>-
бездарный и бесчестный уличный орган. А увенчалась она не
менее бесчестными, но более талантливыми статьями В. В. Шуль-
гина в <Киевлянине>.
Вместо разорванных царских портретов, которые играли такую
важную роль в погромах 1905 г., на этот раз фигурировала стрельба
евреев из окон в добровольческие войска. <Вечерние огни> в пер-
вом же своем номере, вышедшем по возвращении добровольцев
в Киев, поместили пространную статью с указанием десятков слу-
чаев стрельбы евреев в уходившие и наступавшие добровольче-
ские войска. Все случаи сообщались с образцовой подробностью
и точностью; с названием имен и указанием адресов. Все они
были затем проверены и все, без единого исключения, оказались
ложью. Результаты расследования были через два дня опубликованы
<Киевской жизнью>. Но, разумеется, никаких практических резуль-
татов разоблачение не имело: публикация, естественно, не успела
предотвратить погрома, а впечатление статьи <Вечерних огней>
вое равно не изгладилось. Можно ли доводами разума заставить
кого-либо усомниться в том, во что он хочет верить? В дан-
ном же случае Шульгин откровенно сказал в одной из своих
статей, что напрасно евреи отрицают, что они стреляли из окон,
так как им <все равно никто не поверит>. По компетентному мне-
нию Шульгина, все эти попытки самооправдания со стороны евреев
только разжигают юдофобские чувства; поэтому он и назвал За-
рубина и Рябцева, особенно много работавших над выяснением
истины, <самыми главными погромщиками города Киева>...
Еврейское население отнеслось к погрому с каким-то тупым
отчаянием. Нервы были истощены до крайности, а после кровавых
кошмаров последних лет можно было ожидать от погромщиков
величайших жестокостей. По ночам из домов, в которые пытались
войти погромщики, доносился душу раздирающий вой; сотни го-
лосов взывали о помощи. Иногда это делалось от страха, а иногда
из расчета: погромщиков обычно бывало человек 5-6, и вид целого
дома, бодрствующего и Зовущего на помощь, в большинстве случаев
смущал их и заставлял пройти мимо. Глубоко трагичен этот ночной
крик был в обоих случаях - и как результат отчаяния и как един-
ственный возможный прием самозащиты.
58
Но В. В. Шульгин счел возможным увековечить эти ночные
крики, как назидание. В своей знаменитой статье <Пытка страхом>,
появившейся в <Киевлянине> дня через два после погрома,
он советовал евреям, слушающим этот крик, поразмыслить о том,
сколько вреда еврейская молодежь наделала России. Эта пытка,
которой подвергаются старики и дети, - <пытка страхом>, - есть,
с одной стороны, возмездие евреям за их грехи, а с другой, - напо-
минание и предупреждение. А заканчивалась эта позорная статья, -
говорю позорная с полным сознанием смысла и значения сло-
ва, - заканчивалась статья следующим каннибальским умозаключе-
нием: погромы с политической точки зрения вредны, и с ними
нужно бороться, так как они вызывают слишком много
жалости к евреям.
Так защищал дело возрождения России в октябре 1919 г.
В. В. Шульгин.
* * *
Эпизод 1 октября и последовавшие за ним погромные дни на-
ложили мрачный отпечаток на киевскую жизнь 1. Добровольцы оста-
вались у нас еще два месяца, но все это время город жил стра-
хами и слухами о приходе большевиков. К тому же распоясанный
антисемитизм армии и некоторых ее идеологов не мог не уничтожить
того радостного чувства единения и душевного подъема, с ко-
торым все население Киева встретило в августе Добровольческую
армию.
Получались известия о новых и новых погромах. Особенно
кровавую страницу добровольцы вписали в свою историю в Фастове.
Там уже был не погром, а резня, истребление всего еврейского
населения... Так как погромы нужно было чем-нибудь оправдать,
то юдофобская пропаганда правых кругов все усиливалась. Стали
распространять легенды о жестокостях, чинимых евреями над сол-
датами деникинской армии. Легенды эти были настолько нелепы
и неправдоподобны, что не воспроизводились даже в самой крайней
правой печати. Тем не менее их повторяли люди, которые как будто
причисляются к интеллигенции... Повидимому, в иных случаях,
когда нет ритуального убийства, нужно его создать.
Еврейство насильно выключалось из состава групп, поддержива-
ющих Добровольческую армию. Некоторые еврейские круги прини-
мали крайние меры к тому, чтобы предотвратить это пагубное для
обеих сторон отчуждение. Через несколько дней после киевского
погрома человек двадцать киевских еврейских деятелей, не смущаясь
презрительным шипением и еврейских, и русских националистов,
образовали <Еврейский комитет содействия возрождению России>.
----
1 I октября 1919 г. группа Красной армии захватила Киев, выбив из
города добровольцев, но смогла удержаться только в течение нескольких
дней. Добрбвольцы, снова занявшие город, отплатили ему за свою неудачу
массовым погромом и ограблением евреев. Прим. сост.
59
Комитет выступил в печати с декларацией, призывавшей еврейство
к всемерной поддержке Добровольческой армии.
Но события были сильнее самых благих намерений и начинаний.
И их голос звучал громче самого горячего призыва. Между еврей-
ством и армией образовалась пропасть. Еврей, переживший по-
гром, не мог не стремиться всеми силами души уехать в такие
места, где ему не грозило бы его повторение. Еврейский купец,
неуверенный в. своей безопасности и в безопасности семьи, не
мог ездить за товаром; этим он саботировал хозяйственное воз-
рождение. Еврей - бывший юнкер, произведенный в офицеры, не
мог продолжать любить армию, которая изгнала его из своей
среды.
Становилось тяжело жить. Впервые в эти дни во мне появилось
желание уехать, хотя бы и надолго, за границу. Всякая общественная
работа делалась все труднее и мучительнее... Ухудшались с прибли-
жением зимы и внешние условия жизни.
Между тем военное положение Добровольческой армии начало
заметно изменяться к худшему. Большевистский налет на Киев был
как бы сигналом, положившим начало обратной волне доброволь-
ческого наступления. Возможность такого налета обнаруживала
чрезвычайную необеспеченность тыла добровольцев на Украине.
В значительной мере эта необеспеченность была вызвана ошибками
политического характера.
Деникин объявил Петлюру изменником и не умел столковать-
ся с Польшей. Естественно, что и Петлюра, и поляки старались,
чем могли, вредить Добровольческой армии. Петлюра открыл свой
фронт большевикам и дал им возможность с юга подойти к Киеву.
Поляки не желали <протянуть руку>, чтобы сомкнуть в районе
Гомеля свой фронт с фронтом Деникина и тем завершить окруже-
ние оставшихся на Украине большевистских частей.
Хозяйственная жизнь, которая не переносит даже самых спра-
ведливых еврейских погромов, не налаживалась. Транспорт был
расстроен совершенно. У нас не было прямого сообщения с Одес-
сой - туда приходилось ездить через Бахмач. Сообщение с прави-
тельственным центром, Ростовом н/Д., также было крайне медленное
и трудное. Надвигалась зима; а между тем город был без топлива.
Стали обзаводиться комнатными печками, так как на центральное
отопление уже не рассчитывали. Уголь из Харькова не подвозили,
электрические станций жили со дня на день. Трамвайное движение
сокращалось, электрическое освещение действовало нерегулярно.
Каждый вечер нас оставляли на час или два во мраке. Невеселые
думы навевал этот мрак...
Я невольно сравнивал эти внешние условия киевской жизни в
октябре и ноябре 1919 года с тем, что было годом раньше - при
гетмане и немцах. Ведь тогда тоже была эпоха <контрреволюции>, -
отчего же тогда жизнь била ключом, а теперь она так явно зами-
рала? Неужели все дело было в немцах, в этих серых, исполни-
тельных солдатах и в франтоватых, наглых лейтенантах? Неужели
60
так-таки невозможно своими силами восстановить угольные шахты
и заставить работать электрическую станцию?..
* * *
Армия была деморализована. Непрекращавшиеся-еврейские по-
громы не прошли для нее даром. Растеряв всеобщее уважение и со-
чувствие, растеряв симпатии торгово-промышленных и, в частности,
еврейских элементов населения, она вместе с тем подтачивалась
и изнутри. <Грабители, - сказал генерал Деникин, - не могут долго
оставаться на месте грабежа>. Сначала они, после грабежей, уходили
вперед, теперь они стали уходить обратно.
Разлагающее влияние еврейских погромов признал в конце
концов и Шульгин. В одной из последних статей в <Киевлянине>
он со свойственным ему талантом формулировал эти мысли в ярких
и лаконических строках. И для Шульгина стало ясно, что погромы
вредны не только из-за вызываемой ими чрезмерной жалости к
евреям... Но было уже поздно.
Национальная нетерпимость добровольческого командования и
в другом отношении отомстила за себя на судьбе армии. Все украин-
ское движение было в официальном приказе Деникина объявлено
изменническим; ни о каком соглашении с Петлюрой, разумеется, не
было и речи. Такой политикой этот естественный союзник в борьбе
с большевиками был обращен в врага. И в то время как Добро-
вольческая армия двигалась на Москву, Украина оставалась неза-
миренной, и связи с портами Черного моря не было... Неумелыми
и нерешительными переговорами добровольцы оттолкнули от себя и
другого союзника - Польшу.
Политические ошибки командования и эксцессы войск прощались
общественным мнением, пока оно верило, что Добровольческая
армия - такая, как она есть - все же ведет нас к свержению боль-
шевиков. Но когда эта вера пошатнулась, а затем стала быстро
слабеть и исчезать, широкие круги резко отшатнулись от командо-
вания армии и политики добровольцев.
Та же картина происходила, повидимому, и у Колчака. Но ха-
рактерным образом у нас в Киеве о Колчаке и его правительстве
не находили иных слов, кроме самого горячего восхищения. Дени-
кину даже ставили в вину, что он нарочито не допускает в свои края
известий о положении в Сибири, чтобы иметь возможность не
следовать либеральному и демократическому примеру Колчака. Воз-
можно, что в Сибири в это время думали то же об Украине. Эта
трагикомедия на тему: <где же лучше? - где нас нет>, происходила
в миниатюре и между Киевом и Одессой. В Киеве все надежды
возлагали на одесского командующего генерала Шиллинга и на
какие-то подчиненные ему идеальные части, составленные из немец-
ких колонистов. А в Одессе, говорят, ждали спасения от киевского
генерала Бредова...
Я сказал уже, что события 1 октября были для добровольцев
сигналом к повороту военного счастья. С октябрьскими днями сов-
61
пало взятие Орла - этого крайнего пункта на пути к Москве, кото-
рый удалосъ занять добровольцам. Через несколько дней, однако,
Орел был оставлен. Писали о различных стратегических соображе-
ниях, по которым эвакуация Орла добровольцами должна была быть
гибельной для большевиков. Этого хотелось, но трудно было верить.
А когда затем каждая неделя стала приносить весть о новом отсту-
плении и о новой эвакуации, для нас стало ясно, что мы обре-
чены.
Подавляюще действовало на жизнь Киева то, что большевики,
отступив от города в первых числах октября, снова остановились
на Ирпене. Таким образом, мы все время находились под ударом.
Доносившаяся по ночам канонада напоминала нам о близости фрон-
та и об изменчивости военного счастья... В городе часто распро-
странялись слухи о предстоящей эвакуации; несколько раз подыма-
лась паника. В десятых числах ноября даже началась форменная
эвакуация, которая затем была приостановлена...
[16 декабря 1919 г. в Киев снова вступили советские войска,
но снова лишь на несколько месяцев. В апреле поляки предприняли
на Западном фронте энергичное наступление, и 7 мая уже захва-
тили Киев.]
Польские войска вступили в Киев 7 мая 1920 года и оставались
у нас пять недель.
Радость при избавлении от советской власти была, как всегда,
большая. Но на этот раз у всех было сознание неестественности
и непрочности нового порядка. Пришла и завоевала нас _чужая_
армия, - это было ясно всем. Ни более благоразумные из числа
поляков, ни тем менее население Украины не думали о том, чтобы
наш край мог окончательно подпасть под власть воскресшей Речи
Посполитой. Официальные пронунциаменто Пилсудского 1 говорили
только о помощи самостийной Украине. Это напоминало приход
немцев и гетманщину; большевистская пресса и называла Петлюру
кандидатом в гетманы. Но различие было в том, что вместо нем-
цев пришли поляки, а также и в том, что тогда эксперимент
проделывался в первый, а теперь во второй раз.
Через несколько дней после занятия города польские войска
устроили блестящий парад. Со свойственной им любовью к помпе
поляки дали нам весьма импозантное представление. В течение
нескольких часов воинские части всех видов оружия марширо-
вали по Крещатику. Формы были новехонькие, лошади пре-
красные, муштровка великолепная. Офицерство-сама элегантность
и удаль...
Гражданской администрации поляки у нас не завели, предо-
ставив эту функцию украинцам. Верховный атаман Петлюра соста-
вил кабинет министров во главе с Прокоповичем, при участии
----
1 В то время-<начальник'Польского государства>. Прим. сост.
62
Ефремова, Никовского, Саликовского и других лучших представи-
телей умеренного украинства. Резиденцией правительства был не
слишком близкий к фронту Киев, а Винница. Но и эта предосторож-
ность не спасла кабинет от необходимости, через несколько дней
после своего конструирования, приступить к эвакуации.
В киевских органах управления царил совершенный хаос. Мы
имели польскую комендатуру, украинскую комендатуру, губерн-
ского комиссара Преснухина, какой-то суррогат городского упра-
вления. Все это не налаживалось и функционировало чрезвычай-
но беспорядочно и растерянно.
Совершенно не налаживалась и хозяйственная жизнь. Если при
добровольцах мы пережили, как я писал, полосу восстановле-
ния, то во время поляков мы успели только убедиться в том, как
бесконечно трудно или даже невозможно стало теперь восстано-
вление всего разрушенного большевизмом. Ни банки, ни магазины,
ни городские учреждения, ни суд ожить и воскреснуть теперь не
успели или не смогли. Материальный субстрат всех этих институ-
тов - мебель, делопроизводство, архивы, запасы - за протекшие не-
сколько месяцев продолжали расхищаться и разрушаться. Личный
же состав окончательно поредел после вторичного киевского исхода
в ноябре 1919 года.
Бесконечно сложной стала самая элементарная хозяйственная
операция - покупка провизии на обед. Прежде всего негде было
достать денег. При большевиках население в весьма значительной
своей части состояло на советской службе, теперь оно лишилось
жалования и бросилось на поиски заработков. О запасах и фондах,
на которые можно было бы жить в переходное время, не могло
быть и речи: кто мог что-либо накопить за долгие месяцы недоеда-
ния и растраты всего накопленного прежде?
Однако голым фактом бедности и безденежья не исчерпывались
трудности хозяйственной ситуации. Даже для тех, кто имел деньги,
вставал вопрос, те ли у него деньги, на которые можно что-либо
купить. Валютный вопрос стал во время польской оккупации фан-
тасгически запутанным и острым. Циркулировало бесконечное ко-
личество сортов денег: советские, думские, украинские, царские,
керенки, польские марки. Украинские деньги делились на карбо-
ванцы и гривны, карбованцы на тысячные и пятидесятки. Среди
керенок различали сороковки и двадцатки, среди царских пяти-
сотки, сотки и мелочь. В качестве раритетов попадались на базаре
и все виды звонкой монеты: золотые, серебряные рубли и мелочь.
На каждый из этих четырнадцати сортов денег был особый, притом
изменчивый, курс. И цены каждого товара были различны на каждый
сорт валюты.
Базарные торговки должны были стать профессорами матема-
тики, чтобы разобраться во всем этом финансовом лабиринте!
Курс денег вариировался по сословиям. У крестьян были свои
вкусы, у <биржи> свои. Всеобщими фаворитами были <гривны>,
царские и керенки-двадцатки. С карбованцами или сороковками
63
в Кармане можно было и не ходить на базар... Достать привиле-
гированные сорта денег было, конечно, чрезвычайно трудно.
Результатом бедности и валютной путаницы был всеобщий
голод. Ни в один из пережитых нами периодов, даже при боль-
шевиках, экономическая разруха не чувствовалась так болезненно
и остро, как в эти пять недель польской оккупации. И оставалось
только утешаться тем, что и этот голод и эта валютная неразбе-
риха - неизбежный этап на пути к хозяйственному восстановле-
нию, тогда как мнимое благополучие пайков и неограниченных
бумажных эмиссий есть путь к дальнейшему разорению и обнища-
нию. Но нетерпение есть роковой недостаток человеческих суждений,
а в данном случае действительно не было времени для выжидания.
Настроения киевлян в недели польской оккупации были мрачные
и озлобленные.
[Полякам удалось продержаться в Киеве лишь до 12 июня,
когда город был снова и в последний раз занят Красной армией].
-------------------------------------
----------------
На главную страницу / To main page
Синонимы ключевых слов: GOLD5163
Counter: .
(Выставить как: / To expose as:
http://aravidze.narod.ru/GOLD5163.htm ,
http://www.geocities.com/sekirin1/GOLD5163.zip .
)
