Около середины апреля, когда я уже был в раде, немецкий главнокомандующий, фельдмаршал фон-Эйхгорн, издал приказ, по которому временно, впредь до разрешения аграрного вопроса, уста- навливалось, что как крестьяне, так и помещики будут считаться собственниками урожая с тех полей, которые каждый из них засеет. Мера эта была по существу разумная, она правильно учи- тывала хозяйственный дух крестьянства. Но, разумеется, это было явное вмешательство немцев в наши внутренние дела. Рада раз- разилась протестами и жалобами в Берлин. Протесты эти, конечно, ни к чему не привели; приказ не был взят обратно. Между тем украинцы потеряли последнюю возможность столковаться со своими покровителями.
После этого инцидента, германское командование (получив, оче- видно, соответственные директивы свыше) окончательно извери- лось в возможность работать с Центральной радой. Оно стало ждать удобного случая, чтобы раз навсегда от нее отделаться. Такой случай скоро и представился.
В одно прекрасное утро, - дело было в двадцатых числах апре- ля, - город был встревожен известием о происшедшем ночью таин- ственном похищении директора Русского для внешней торговли банка А. Ю. Доброго. К его дому подъехали какие-то люди и, предъявив мандат, увезли его в автомобиле. Дом находился неда- леко от полицейского участка, куда успели дать знать. Но приехав- шие представители сыскной полиции вели себя как-то странно и никаких мер не приняли. Несмотря на это последнее, никто в городе не сомневался, что Добрый не арестован законными вла- стями, а пал жертвой каких-то вымогателей и налетчиков. Эту версию не опровергало и правительство.
Я имел в этот день судебное заседание и, возвращаясь около 2 часов дня домой, увидел, что по всему городу расклеены афишки с каким-то приказом на немецком и русском языках. Возле афишек толпилась публика, оживленно комментируя текст приказа, Я про- тиснулся к одной из афиш и прочел приказ главнокомандующего немецкими войсками ф.-Эйхгорна, в котором говорилось о зло- вредной агитации против германских властей и объявлялось, что отныне всякие проступки против немцев будут караться германскими военно-полевыми судами.
Трудно было установить связь между этим распоряжением и
33
исчезновением Доброго, но смысл приказа был совершенно ясен. Он объявлял по существу о военной оккупации Украины герман- скими войсками. <Союзная и дружественная армия>, в качестве которой пришли немцы, разумеется, не устанавливает своей юрис- дикции над гражданским населением занятой территории и во всяком случае не делает этого без ведома и согласия <союзного> прави- тельства. Приказом Эйхгорна маска была сорвана.
Впоследствии выяснилось, что Добрый был не похищен, а под- вергнут аресту и высылке по распоряжению двух министров - Тка- ченко и Жуковского - с ведома министра-президента Голубовича. Причиной его ареста было его предполагаемое германофильство 1. Фактически этот <арест>, однако, мало отличался от самочинного налета: достойные исполнители министерского приказа за взятку согласились отвезти арестованного не в тот глухой городок, куда он значился высланным, а в Харьков. В Харькове ему удалось дать знать о себе немецким офицерам, которые и освободили его через несколько дней после падения рады. Но не только низшие агенты - само украинское правительство вело себя странно и недо- стойно в этом деле. На запросы с разных сторон, в том числе от немцев, Ткаченко и другие министры отвечали, что приняты меры к розыску Доброго. Это, разумеется, укрепляло всех в пред- положении о самочинном налете. В официальных заседаниях ка- бинета, как мне передавал Лацкий, о случае с Добрым говорилось в таком же смысле. Между тем одни из министров знали, а другие подозревали правду. Как выяснилось впоследствии на суде, знал ее и премьер Голубович. И тем не менее кабинет продолжал свою недостойную игру. На мой вопрос в закрытом заседании рады, как он объясняет непонятный образ действии уголовно-розыскного отделения, министр юстиции Шелухин кратко ответил мне, что не может дать никаких сведений по этому делу. Я объяснил себе его ответ, сказанный в довольно резком тоне, нежеланием нашего генерал-прокурора обнаруживать тайны незаконченного следствен- ного производства. В действительности, однако, Шелухин, повиди- мому, также чуял правду, но не установил еще своей линии поведения.
Германские власти через несколько дней, видимо, получили сведения о причастности к делу Доброго украинских министров. Это и решило судьбу министерства Голубовича, а вместе с тем судьбу избравшей его Центральной рады.
Наши политические круги, и прежде всего рада, были чрезвы- чайно взволнованы приказом Эйхгорна. Малая рада собиралась 27 апреля три раза: утром в закрытом заседании, вечером в от- крытом и ночью снова в закрытом. Премьер Голубович в открытом заседании заявил с трибуны протест против нарушения германцами суверенных прав Украинской народной республики; он сказал, что
----
1 Некоторые украинские круги в то время конспирировали против немцев.
34
правительство обратится и Берлин с требованием об отозвании из Киева представителей высшего германского командования. После речи Голубовича начались прения. Говорил в тот вечер, впрочем, один только представитель <руководящей фракции> - украинский эсер Янко, а затем заседание было прервано до следующего дня.
На следующее утро, при громадном стечении публики, заседание возобновилось. Настроение было очень встревоженное, но не без- надежное. В кулуарах рады передавали, что от берлинского по- сланника Севрюка получена телеграмма с благоприятными сведе- ниями. По открытии заседания, первым выступил представитель украинских эсдеков Порш, после него Винниченко, впервые появив- шийся в раде со времени ее бегства из Киева в январе 1918 года. Винниченко говорил часа полтора, он прочел нам целую лекцию об украинском национальном движении. Затем появлялись на три- буне представители <меньшинств> - эсер Зарубин, поалей-цион Голь- дельман, еврейский социалист Шац. Все речи в той или другой форме протестовали против поведения немцев. Зарубин, как убе- жденный украинофоб, перекладывал вину на правительство, при- звавшее немцев. А Шац, молодой человек с франтоватым видом, так увлекся своим красноречием, что назвал 70-летнего фельдмар- шала Эйхгорна <прусским лейтенантиком с нафабренными усами>.
Министерская ложа была в начале заседания полна, но посте- пенно большинство министров, в том числе Ткаченко и Жуковский, исчезли. Помню, как поразило меня в этот день осунувшееся лицо Ткаченко и лихорадочный блеск его глаз. Заседание все продолжа- лось, приближалось время перерыва, мы начинали уже уставать и около 4 часов дня на трибуне появился Рафес. Его речь - последняя речь, сказанная в раде, - была очень удачной. Он пытался очертить реальное положение вещей, потонувшее <в море слов, сказанных сегодня к делу и не к делу>. И эта неприкрашенная действитель- ность состояла, по его словам, в том, что немцы совершенно пре- небрегают радой и правительством и начинают хозяйничать по- своему. Такого оборота событий следовало ожидать с того момента, как немцев призвали; и за него ответственны те, кто призвал их. <Говорю это,-сказал Рафес,-не с злорадством, а с печалью в душе>... Во время речи Рафеса кто-то подошел сзади к председа- тельствовавшему Грушевскому и шепнул ему что-то на ухо. Гру- шевский ничем не реагировал на сообщенное ему известие и только через несколько минут, посмотрев на часы, заметил Рафесу, что его время закончилось. Рафес, однако, продолжал. Через несколько минут Грушевский снова обратился к нему со словами: <Ваш час скончився>.
Рафес еще говорил заключительные фразы своей речи, когда с лестницы донесся шум, дверь в зал растворилась, и на пороге появились немецкие солдаты. Несколько десятков солдат тотчас вошли в зал. Какой-то фельдфебель (потом выяснилось, что это был чин полевой тайной полиции) подскочил к председательскому креслу и на ломаном русском языке крикнул:
35
<По распоряжению германского командования, объявляю всех присутствующих арестованными. Руки вверх!>
Солдаты взяли ружья на прицел.
Все присутствующие встали с места и подняли руки.. .С подня- тыми руками, саркастически улыбаясь, стоял на трибуне Рафес. Порш (как будто в знак своей немецкой лойяльности) высоко поднял руку с номером
Грушевский, смертельно бледный, оставался сидеть на своем председательском месте и единственный во всей зале рук не поднял. Он по-украински говорил что-то немецкому фельдфебелю о непри- косновенности прав <парламента>, но тот еле его слушал.
Немец назвал несколько фамилий, в том числе Ткаченко и Жуковского, которые приглашались выступить вперед. Никого из названных в зале не оказалось.
Тогда всем депутатам было предложено перейти в соседнюю комнату;,при этом в дверях залы заседания солдаты ощупывали нас, ища оружия.
Мы столпились в указанном нам помещении. Комизм поло- жения невольно настроил всех юмористически. Обсуждали вопрос, что же с нами будет - поведут ли в тюрьму или, может быть, вышлют в концентрационный лагерь?
Я оказался рядом с украинским эсером Янко, выступавшим накануне от имени своей фракции. <Теперь вы видите, - сказал я ему, - что было довольно легкомысленно, не имея никакой силы, вести политику, которая шла в разрез с видами тех, у кого сила была. Отчего вы не столковались во-время с немцами?> Мой эсер был, видимо, подавлен. <Да, нужно было пойти на уступки в зе- мельном вопросе>, - сказал он наконец.
Наше сидение взаперти продолжалось не больше часу. Вдруг двери на лестницу раскрылись, и кто-то грубым и насмешливым тоном крикнул нам:
Мы спустились по лестнице вниз. На улице, у входов в здание рады, стояли броневики и пулеметы. Толпа любопытных глазела на пикантное зрелище.
Мы разошлись по домам...
36
III. Гетман и директория.
(Май 1918 г. - январь 1919г.)
Провозглашение гетмана. - Новое правительство. - Высокая конъюнк- тура. - Защита в немецких военно-полевых судах. - Политические пре- следования. - Киевское эльдорадо. - Финал германской оккупации. - Вну- тренняя политика гетмана. - Напускной украинский национализм. - Восста- ние Петлюры и крушение гетманства. - Директория. - Борьба против рус- ских вывесок. - Трудовой конгресс. - Налеты. - Большевики с севера или союзники из Одессы? - Исход из Киева.
[29 апреля съездом <хлеборобов> в Киеве был совершен, по соглашению с немецким командованием, государственный переворот: власть рады была упразднена, и провозглашен гетманом ген. Ско- ропадский.] Никакого сопротивления, даже никакой попытки со- противления ни с чьей стороны не было.
Как могло случиться, чтобы кучка дрессированных <хлеборобов> в несколько часов свергла власть Центральной рады и учредила гетманство? Объяснение этого дикого факта лежит прежде всего в том, что рада не имела ни физической, ни моральной опоры в го- родских массах. Что же касается деревни, то она <безмолвство- вала> 29 апреля, но последующим своим поведением по отношению к гетману и к немцам показала, что она, во всяком случае, не на их стороне. У рады имелся военный министр Жуковский, который занимался похищением банкиров, но украинской армии, которая могла бы защитить раду, не существовало. Если не считать несколь- ких сотен сечевых стрельцов, то военная опора рады могла бы бази- роваться исключительно на германских войсках, да еще на приве- зенных немцами частях, составленных из бывших русских военно- пленных. Эти последние, маршируя по улицам города, вызывали всеобщую зависть своей новёхонькой формой из синего сукна. Их и стали называть <синими жупанами>. Но в политическом отно- шении синие жупаны в конце концов показались немцам слишком красными, и накануне падения рады они были разоружены. По- зиция же самих германских войск воплощалась фигурой солдата с пулеметом на крыше цирка...
Рада успела собраться еще раз в самый день 29 апреля, - мне не удалось попасть на это заседание, - и впопыхах принять консти- туцию Украинской народной республики, выработанную Грушев- ским. Сейчас после заседания Грушевский скрылся, а члены рады разошлись по домам без особой уверенности в том, что им дадут ночевать дома. Однако в этот и ближайшие дни никаких арестов не было 1. Немцы чувствовали себя слишком непреоборимо силь- ными, чтобы охранять себя от членов разогнанной и униженной Центральной рады. Гетманская же власть еще не успела наладить свой собственный полицейский аппарат.
----
1 Насколько я помню, был только временно задержан И. О. Фрумин, как раз не состоявший членом рады.
37
Гетманский переворот произошел во всей Украине совершенно безболезненно. Никакого сопротивления новая власть не встретила. Ей оставалось выявить свое лицо и сорганизоваться.
Члены комитета фолькспартай собирались в эти дни на квар- тире С. Б. Ратнера для взаимного обмена информациямй. Там же, помню, мы прочли первое пронунциаменто гетмана, оправдывавшее переворот и устанавливавшее конституцию новой власти. Когда стали читать вслух, статью за статьей, эту необычайно быстро испеченную конституцию, она показалась мне подозрительно-зна- комой. Я взял из шкафа т. I, ч. 1 Свода законов и начал сравни- вать читаемое с Основными законами по изд. 1906 года. Оказалось, что за немногими отступлениями гетманская конституция воспро- изводила эти Основные законы. Порядок и почти весь текст статей Основных законов 23 апреля 1906 года был сохранен. Недоста- вало только <Учреждения государственного совета и думы>. Зато был почему-то воспроизведен архаический <Комитет финансов>.
Составление министерства представляло некоторые трудности. Украинские партии, в частности социалисты-федералисты, с кото- рыми велись переговоры, отказались участвовать в правительстве. Правые группы охотно пошли бы, но придавать кабинету явно реакционную окраску, повидимому, не хотели. К участию в пра- вительстве были приглашены кадеты, среди которых произошел по этому вопросу раскол, причем большинство высказалось за вхождение в кабинет.
Этот шаг был особенно труден для кадетов вследствие той германской ориентации, которую сама сила обстоятельств пред- указывала гетманскому правительству. Участие в таком прави- тельстве означало для партии народной свободы резкий разрыв со всем своим прошлым, отказ от основной своей позиции по во- просам внешней политики. С другой стороны, нельзя же было требовать от гетмана и его министров, чтобы они выступили про- тив того немецкого солдата, который защищал их рождение на свет.
После некоторых колебаний, областной комитет партии народ- ной свободы высказался за участие кадетов в министерстве. Со- бравшийся вслед затем областной съезд подтвердил это решение, причем на этом съезде выступили с программными речами новые министры-кадеты - Н. П. Василенко, А. К. Ржепецкий и С. М. Гутник. Однако эти речи только усилили впечатление отступничества, совер- шенного партией. Если при создавшейся ситуации кадеты имели полное основание считаться с германской оккупацией, как с совер- шившимся фактом, и не устранять себя от работы для пользы насе- лении, то уже совершенно излишне было выступать с историческим обоснованием германофильства, как это сделал Василенко, припом- нивший в своей речи все грехи англичан против России начиная с 1878 года... Кабинет был в конце концов составлен под председательством Ф. А. Лизогуба, - председателя полтавской губернской земской управы, человека, пользовавшегося безукоризненной репутацией,
38
но в политическом отношении довольно бесцветного. Он же был назначен министром внутренних дел. Министром иностранных дел был назначен украинец Д. И. Дорошенко, замечательный глав- ным образом своей красивой наружностью, министром народного просвещения - Н. П. Василенко, финансов - А. К. Ржепецкий, юсти- ции - проф. Чубинскйй, труда - проф. Ю. Н. Вагнер, торговли- С. М. Гугник, военным министром - ген. Рогоза и министром здра- воохранения - д-р П. И. Любинский. Состав этого первого гет- манского министерства был отнюдь не правый; напротив, наряду с умеренными консерваторами в него вошли деятели определенно прогрессивного направления. Но трагедия гетманского правитель- ства в том и состояла, что по существу дела его направление и политическая программа были совершенно безразличны. Над ним была более сильная, бронированная рука, от которой в действи- тельности зависело все.
<В лице гетмана Скоропадского, - пишет в своих воспоминаниях ген. Людендорф, - получил в Киеве власть человек, с которым можно было хорошо работать> 1.
Естественно, что немцы стремились всемерно использовать эту возможность и направляли политику гетмана в ту сторону, в какую им казалось выгодным. Истинным главой Украинской державы был все это время не ясновельможный пан гетман, и не голова рады министров, а начальник штаба армейской группы Эйхгорна ген. Грёнер. Впрочем, Грёнер не только по своему положению, но и по своей личности был самый крупный человек из всех подвизав- шихся тогда в Киеве деятелей, русских и немецких; мы не были удивлены, когда в октябре 1918 года его призвали на самый высший пост в германской армии, на место ушедшего в отставку Людендорфа.
Германская гражданская власть была, напротив, представлена довольно бледно в лице посланника барона Мумма. Зато австро- венгерским посланником в Киеве, был знаменитый граф Форгач, которого считают автором пресловутого ультиматума Сербии в июле 1914 г.
Гетманский переворот прошел под лозунгом восстановления земельной собственности и свободы торговли. В этом отношении программа нового правительства вполне соответствовала видам нем- цев; поэтому здесь ему давалась полная свобода действий. В первое время особенно проводилась политика покровительства торгово- промышленным кругам; и только в последние месяцы гетманщины, с дальнейшим поворотом вправо, объектом попечения сделалось зе- млевладельческое дворянство.
Эта политика принесла реальные плоды.
Эпоха гетмана, действительно, характеризуется некоторым эко- номическим подъемом. Она была у нас временем <высокой конъюн- ктуры>. Промышленные и торговые круги, с одной стороны, были
----
1 Meine Kriegserinnerungen, S. 502.
39
близки к власть имущим и влияли на последних в выгодном для себя направлении; а с другой, - обеспеченный сбыт всевозможных товаров в Германию и Австрию создавал и в чисто экономическом смысле весьма благоприятную конъюнктуру для нашего края. Мы и пережили тогда эпоху грюндерства и спекулятивной горячки. Парализованная буржуазия севера устремилась в Киев. А у нас учреждались все новые и новые акционерные компании, и делались крупные дела.
Эта черта гетманского времени воплощается для киевлян в таинственном слове <_Протофис_>. Таково было сокращенное наи- менование Всеукраинского союза торговли, промышленности и фи- нансов. Протофис образовался в первые же дни гетманщины, на торгово-промышленном съезде, на котором с большой речью вы- ступил новый министр торговли Гутник. Он существовал все это время и был весьма активным фактором в нашей внутренней по- литике.
В связи с оживлением промышленности, банков, биржи в эпо- ху гетмана восстановились до некоторой степени и функции суда. Помогли этому и невольные послабления в области украинизации, о которых речь впереди. Адвокатура вновь почувствовала некоторую почву под ногами. Превращение Киева в столицу, обилие адми- нистративных дел, в частности проведение уставов и концессий, обеспечивали для деловых адвокатов хорошие времена. Наряду с этим начавшиеся несколько позднее политические преследова- ния вызывали необходимость в организации политических защит. Были даже попытки учреждения <группы политических защитников>, подобно той группе, которая работала в 1905-1907 гг.
У меня лично связано с гетманским временем одно весьма своеобразное воспоминание из области адвокатской практики.
Это было в конце мая 1918 года. Однажды перед вечером теле- фонируют ко мне из комитета еврейской объединенной социали- стической партий и просят выехать в тот же вечер с членом коми- тета Шацом в Белую Церковь. Там несколько дней назад аре- стованы товарищ городской головы Лемберг, председатель город- ской думы Рутгайзер и еще один гласный по обвинению в анти- германской пропаганде. Завтра утром их будут судить в немецком военно-полевом суде. Возможно, что допустят защитников. Комитет просит меня, вместе с Шацом, взять на себя защиту.
Я был крайне взбудоражен и смущен этим предложением. Военно-полевой суд, особенно германский, - тот самый военно-полевой суд, который был введен роковым апрельским приказом Эйхгорна, - представлялся нам чем-то весьма жутким. О деле белоцерковских гласных я слышал впервые и не имел никакого понятия ни о сущ- ности обвинения, ни о возможностях защиты. И притом предстояло выступить в германском суде, процессуальные порядки которого были мне совершенно неизвестны, и плэдировать на немецком языке...
Но отказать в своем содействии я считал себя не вправе и прэтому, сложив фрак и необходимые вещи, отправился на вокзал.
40
В поезде меня познакомили с приехавшими из Белой Церкви чле- нами городской управы, которые и рассказали нам вкратце суть дела. Подсудимых обвиняли в произнесении <речи возмутительного содержания> в заседании думы вскоре после германского переворота. Они несколько дней назад были арестованы, допрошены и в любой день, когда заседает полевой суд, дело их может быть заслушано. Завтра, в субботу, в 8 часов утра - очередное заседание суда. К этому времени нужно явиться в штаб, прочитать дело и <под- готовиться к защите>.
На следующее утро, надев фраки со значками, чтобы хоть чем-нибудь импонировать немецким офицерам, мы отправились в штаб расположенной в Белой Церкви германской дивизии. Штаб помещался в старинной помещичьей усадьбе владелицы местечка- графини Браницкой. Наши информаторы еще раньше объяснили нам, что все дело находится в руках одного лейтенанта, которого называют
Лейтенант Флеш принял нас вежливо, но с глубоким сознанием своего величия. Дело, к счастью, должно было слушаться только через неделю, и хотя показать самые акты .Флеш обещал только перед заседанием, но из разговора с ним мы составили себе прибли- зительное представление о том, что ожидает нас на суде. Сам Флеш был великолепен в истинно-прусском апломбе своих непогре- шимых суждений. Разумеется, обвиняемые были виновны во всём, что им приписывают; и разумеется, ничего другого нельзя и ожидать от этой городской управы, состоящей иэ русских социалистов. Дума занимается только политическими разговорами и агитацией, а все отрасли городского хозяйства - и в том числе, как он выразился,
Из разговора с Флешем мы приблизительно уяснили себе ха- рактер германского военно-полевого судопроизводства. Постоянного состава суда не существовало. Суд назначался в каждом отдельном случае приказом командующего генерала. Вся подготовка дела, следствие, прокурорские обязанности и наблюдение за исполне- нием приговоров лежали на <судебном офицере> (Gerichtsoffizier), имевшемся при каждом штабе или комендатуре. Он фактически председательствовал и в заседании и даже, сам не подавая голоса, руководил совещанием судей.
Самый процесс был свободен от формальностей и не очень связан законами 1. Суд мог по своему усмотрению повышать и понижать назначенные в уголовном кодексе наказания. А командую- щий генерал, в качестве верховного распорядителя над судом,
----
1 Между прочим, в ряде случаев германский суд превращал во время самого заседания свидетелей в обвиняемых и тут же выносил им приговор. Так было, например, с Голубовичем в деле об аресте Доброго.
Продолжение
----------------
На главную страницу / To main page
Синонимы ключевых слов: GOLD3140
Counter: .
(Выставить как: / To expose as: http://aravidze.narod.ru/GOLD3140.htm , http://www.geocities.com/sekirin1/GOLD3140.zip . )
