(Письмо в ответ на приглашение к дискуссии о
логике рабочих Nr 1)
`
Известен анекдот: студент показывает преподавателю разбросанные
точки и спрашивает, как ему провести через все эти точки прямую.
Преподаватель отвечает: надо провести прямую через любые две из них,
а если остальные не лягут - задача не имеет решения.
Слушатели смеются: преподаватель должен был понять, что студенту
нужен ответ совсем на другой вопрос, и это уже не задача (когда есть
формулировка - что требуется), а проблема (когда ещё надо понять - а
что же, собственно, требуется). (Для гуманитариев: настоящий вопрос
должен звучать примерно так: как можно формализовать интуитивное
представление о "хорошем" и "плохом" прохождении прямой вблизи данных
точек).
Похоже, здесь тоже нужен не просто формальный ответ. На мой,
взгляд, дело в том, люди в большинстве своих поступков ВОВСЕ НЕ
ПОЛЬЗУЮТСЯ ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКОЙ. И это не потому, что их не приучили к
этому в школе. ФОРМАЛЬНАЯ ЛОГИКА ОБЪЕКТИВНО НЕ ГОДИТСЯ ДЛЯ ТОГО,
ЧТОБЫ ЕЮ РУКОВОДСТВОВАТЬСЯ В РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ, ЭТО ЛИШЬ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЙ
ИНСТРУМЕНТ С ВЕСЬМА УЗКОЙ ОБЛАСТЬЮ ПРИМЕНИМОСТИ. Реально приходится
руководствоваться НЕ СТОЛЬКО ЛОГИКОЙ, СКОЛЬКО ВЕРОЙ.
Человека можно припереть к стене аргументами - но если вывод
противоречит его вере, он может заявить: это не значит, что Ваше
утверждение истинно, это значит, что неадекватны реальности исходные
посылки или методы рассуждения.
Ещё одно важное обстоятельство: в общественной жизни (в отличие
от естествознания) всё, что не укладывается в принятую схему, легко
списать на фальсификацию.
К сожалению, о точке зрения именно рабочих я могу лишь делать
предположения. Есть люди (лично видел), которые даже из
оппозиционного плаката (который я старался сделать максимально кратким)
способны прочесть по слогам максимум два слова,
после чего их типичная реакция - матерная ругань.
Как рассуждают такие люди и типичен ли их способ рассуждения
для рабочих - мне самому очень интересно. С другой стороны, мне
кажется правдоподобным, что во многих случаях способ рассуждений был
близок к изложенному ниже. К сожалению, если это так, задача
переубеждения оказывается сложной, а подчас и невозможной, но,
похоже, это так и есть.
Рассмотрим два РЕАЛЬНЫХ клинических случая.
А., сотрудник советского НИИ. До 1986-го года - нормальный
советский человек.
Анамнез отягощён: А. задолго до перестройки слышит в своём
окружении антисоциалистические комментарии. По поводу кумовства: то
ли дело при капитализме - если капиталист вместо специалистов будет
брать родственников и знакомых, он вылетит в трубу. По поводу
заметного уже при Брежневе кризиса экономики: у нас заводы не
заинтересованы во внедрении новшеств - то ли дело при капитализме,
капиталист, если не будет внедрять изобретения, обанкротится. А.
резко не нравятся восхваления в адрес генсека и замалчивание реальных
проблем. По поводу честных людей - жертв репрессий A. считает, что в
его окружении - редкая флуктуация.
1986-й год. Не редкость - превышение фона в 50 и более раз. По
телевидению - московская пенсионерка на вопрос корреспондента
отвечает, что рассказы западных радиоголосов о радиации - ложь,
потому что вчера по телевизору сказали, что это ложь; африканец -
учащийся какого-то киевского вуза, уезжающий на каникулы - на вокзале
в Минске на вопрос о радиации в Киеве отвечает, что он ничего не
почувствовал. Рассказывают, как у других конфисковали счётчики. И
5-го мая - День Печати - заголовки типа "Пресса - могучий инструмент
гласности" - и молчание о радиации.
А. делает вывод: верить правительству, допустившему такую ложь,
нельзя. А. начинает слушать западные радиостанции.
С разворачиванием перестройки А. замечает, что "демократическая"
трактовка истории убедительнее объясняет флуктуацию числа жертв, чем
коммунистическая. Вера тому, что пишут "демократы", становится
безоговорочной. Нина Андреева и маршал Ахромеев могут говорить сколь
угодно логично - А. считает их в лучшем случае искренне
заблуждающимися, в худшем - корыстными сторонниками сохранения
системы лжи.
А. охотно повторяет тезисы "демократической" пропаганды.
Капиталист будет вкладывать в производство, а не в предметы роскоши и
т.п., иначе разорится. Партноменклатура эксплуатирует карикатурный
образ капиталиста - на самом деле капиталист вкалывает, скромно одет,
капиталистами становятся талантливые организаторы производства. Везде
капитализм обеспечил более высокий уровень жизни; китайские продукты
- символ низкого качества, на Кубе и в Северной Корее - голод, из
Кубы бегут в США. При социализме средства тратятся на экономически не
обоснованные проекты, за провал никто не отвечает - капиталист
рискует своим капиталом и не станет растить кукурузу за полярным
кругом. И, конечно, нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка, как
нельзя постепенно переходить на левостороннее движение. Всё, что
этому противоречит - коммунистическая пропаганда.
В 1991 г. автору попадается интервью Бельской с Розовской (в
журнале "Знание-Сила"), из которого достаточно очевидно, что никакого
цивилизованного капитализма у нас не будет. Реакция А.: аргументы
серьёзные, опасность есть; но вроде ведь выбран правильный путь,
которым идёт всё цивилизованное человечество - хочется надеяться, что
эти опасения не реализуются. С этого момента А. осознаёт, что его
поддержка "демократов" основана на вере.
Перед референдумом о независимости Украины местные "демократы"
допускают в глазах А. ошибку, расписывая, как богато будет жить
Украина; редкие прогнозы нехватки нефтепродуктов представляются ему
гораздо убедительнее. Реакция А.: вроде автор умный,
незаангажированный, наверно, так и есть, похоже, привирают демократы,
наверно, рассуждают - мол, рабочие глупы, если им не расписать, как
они будут богато жить, они проголосуют за прежнюю систему лжи; очень
жаль, ведь так можно и доверия лишиться, да и просто противно, когда
лгут; но ведь не все демократы лгут, это только часть, а
большинство - честные и компетентные; демократы по крайней мере не
лгали так, как коммунисты; Япония тоже бедна ископаемыми, а уровень
жизни высокий; как-нибудь выкрутимся.
А. видит среди духовных лидеров местных "демократов" людей, не
вызывающих уважения (в частности, поэта, которого A. считает
графоманом), но рассматривает это как исключение.
В дальнейшем А. с недоумением читает проповеди инстинкта
собственности (у него такого инстинкта нет), но продолжает верить:
капиталисты востребуют науку, а моральные аспекты капитализма
придётся терпеть как меньшее зло.
Заявления типа того, что наука в СССР обслуживала имперские
нужды, а независимой Украине наука не нужна, это расточительство -
мол, Япония и Южная Корея прекрасно обходятся без науки, или что
нефть не нужна - "хлибця посиемо та й будемо жыты", прочтение книги
Акио Морита "Сделано в Японии" (по характеристике А. - подрывная
литература; А. пересказывает отрывки знакомым с комментариями "вот
как нас дурят"), информация о том, что за поддержку отечественной науки
подписались только представители левых партий - не подписался ни один
представитель "национально-демократических сил", вызывают у А.
критику к своему состоянию. Он начинает следить за оппозиционной
прессой. Вскоре его состояние улучшается. В настоящее время
наблюдается стойкая ремиссия.
Б., сотрудник того же НИИ. Знает из рассказов родных, как его
дед тяжёлым трудом заработал на клочок земли, как он и его семья
мечтали вести собственное хозяйство. Только развернулись - пришла
коллективизация, всё забрали в колхоз - там оно и сгнило. В 1934-м Б.
выжил лишь потому, что родители хорошо спрятали зерно. Перед
войной его родственница из Западной Украины бежала от "страшных
большевиков" на Запад, осела в Италии, устроилась сельской акушеркой.
Другая родственница работала в колхозе под Киевом. В годы перестройки
они съездили к родственнице в Италию. Это, по словам Б., перевернуло
его мировоззрение, отныне он никогда не будет верить коммунистам.
С точки зрения Б., беда украинского народа - в том, что, будучи
европейским народом, он попал в подчинение России, и надо всеми
силами стремиться в НАТО и т.п. - подальше от России. Однажды он
рекомендует собеседнику прочесть некоторую книгу, автор которой
доказывает, что во всех бедах украинского народа виноват русский
народ. Тот читает первые 60 страниц (больше не выдерживает) и на
каждой находит 2-3 ляпа, не выдерживающие никакой критики. Собеседник
показывает Б.: вот, смотрите, автор пишет, что русские - не славяне,
т.к. среди их предков были угро-финны, и поэтому мы - цивилизованные
европейцы, а они - нет; но ведь венграм и финнам никто не отказывает
в праве называться цивилизованными европейцами из-за того, что их
предками были угро-финны; или вот - автор пишет, что о варварстве
русских свидетельствует то, что у цивилизованных народов самоназвания
- существительные, по типу "украйинэць", а самоназвание "русский" по
своей форме - прилагательное; мол, это суррогатное самоназвание - не
имели настоящего, так взяли по названию территории; но давайте
вспомним: италиано, португэш, ... Б. соглашается, но говорит: ну вот,
Вы к мелочам придираетесь - а ведь достаточно малой части
написанного, чтобы держаться от России подальше. Собеседник находит
статью Шафаревича "Русофобия", даёт ему. Ну вроде железная логика -
не видно, как Б. мог бы возразить. Возвращает: вот спасибо - я
откопировал первую страницу. Как замечательно сказано: русские
полюбили сильную, жестокую власть и саму её жестокость... Правда,
потом автор на тринадцати страницах пытается опровергнуть эту точку
зрения, но, по-моему, совершенно неубедительно, а первая страница
просто прекрасна. - Хорошо, а как насчёт расправ над католическими
священниками в Мексике? - Это, скорее всего, коммунистическая
пропаганда, может, никаких расправ и не было. Даю статью Лестера
Турова (из "Литературной газеты") про проблемы Запада - реакция:
пусть у нас пока что будет так, как у них, а тогда можно будет и
подумать, как решать эти проблемы. По поводу бандеровцев: настоящие
бандеровцы - патриоты, сражавшиеся за право жить на своей земле по
своим обычаям, а все преступления, приписываемые им, совершали агенты
НКВД, переодетые бандеровцами. Б. дают газету "Нескорена нацiя" с резко
антидемократичными пассажами: опять Вы что-то нетипичное выискиваете.
Показываю статьи С.Кара-Мурзы. Б. просматривает: - Я такое даже не хочу
читать, это же великорусский шовинист - видите, оправдывает
построение великой державы. Человек искренне верит, что в Западной
Европе считали священной частную собственность, и собственность
защищала человека, а причины бед России - в неуважении к частной
собственности; любые контрпримеры Б. объявляет коммунистической
пропагандой. (Интересно будет показать книгу Паршева - какова будет
реакция на неё).
Согласно Б., патриарх Филарет - за государственность Украины;
заявления, что он был агентом КГБ, и рассказы про коррупцию в
филаретовской церкви - коммунистическая пропаганда. Павлычко - ему
приходилось славить КПСС, чтобы давали публиковать и что-то другое, а
теперь пишет искренне. Бомбардировки Югославии - заслужены, албанцы,
как и мы, хотят лишь жить на своей земле по своим обычаям, а
Милошевич - это маленький Наполеончик, к тому же коммунистический, и
тем, кто его поддерживает, так и надо.
Собеседник говорит Б., что для сравнения эффективности
капитализма и социализма надо рассматривать не только страны-лидеры,
но и третий мир. - Не надо говорить о третьем мире, я не знаю, в чём
там дело - может, они просто ленивы или неумелы; я знаю, что мы были
европейским народом, пока нас не присоединила Россия, я знаю, как
живут другие европейские народы; у них - частная собственность, а у
нас её попытались ликвидировать. Я забочусь о своём больше, чем об
общем, это естественно для человека, частная собственность - это на
уровне инстинкта; если бы у власти были патриоты - мы были бы
европейской державой, а сейчас при власти слегка перекрасившиеся
коммунисты. Но ничего, благодаря частной собственности, демократии и
давлению Запада всё нормализуется.
В происходящем Б. выискивает хорошее (на авторынке стал широкий
выбор запчастей, можно свободно купить стройматериалы). Всё
нехорошее, с его точки зрения, временно или нетипично. Тенденции к
улучшению состояния Б. не видно.
Небольшое пояснение: А. - это я сам.
Думаю, что часть рабочих рассуждала похожим образом: те, кто
говорили про коммунизм, изолгались, а вот эти коммунистов критикуют
за ложь и зовут к демократии - им и поверим. Они, пожалуй, могли бы
добавить, как распределяются между нужными людьми профкомовские
путёвки и квартиры, как начальство пользуется не записанными ни в
каких законах привилегиями - вот уж демократы с этим покончат. А если
бы им попалась на глаза обсуждаемая статья - отреагировали бы по
типу: вон сколько теряется из-за плохой организации производства,
капиталист такого не допустит.
А дальше на подсознательном уровне (именно так было у меня!)
запускался механизм "улучшения" сказанного "демократами". Оппонент
мог писать сколь угодно логично - это вызывало лишь мысли, что он
где-то ошибается (опровергнуть нельзя - информация для проверки
обычно малодоступна, просто те, кто раньше говорили похожие вещи,
пойманы на лжи), а "демократ" мог позволить себе и ляпсус (ошибся
человек, ну с кем не бывает - надо самому мысленно исправить
ошибочные детали, а главному можно верить). Когда сам на Западе не
был - можно поверить, что там большинство акций принадлежит рабочим,
пока "реформаторы" не опустили тебя под одобрительные возгласы Запада
- можно поверить, что Запад хочет всеобщего благоденствия.
На мой взгляд, этот механизм имеет ясную подсознательную основу:
нормальный человек хочет жить в психически комфортном мире. Если
что-то нарушает психический комфорт - надо проверить, может,
соответствующая информация неверна, или же надо это охарактеризовать
как нетипичное. Именно этот механизм, по-моему, лежит в основе и
многих религий, и веры отдельных людей в то, что их арестованные
знакомые - на самом деле шпионы и диверсанты, и нынешней веры в
демократию. И бесполезно объяснять такому человеку, что он неправ -
он отбросит как недостоверное или нетипичное всё, что ведёт к
неприемлемым для него выводам.
Мне кажется, что предположение о том, что и другие
руководствуются в первую очередь верой, позволяет объяснить их
кажущуюся алогичность (им про эффективность, а они про сталинские
репрессии): у них есть парадигма (хотя они могут и не знать такого
слова), а им говорят о чём-то, что в эту парадигму не укладывается -
это вызывает лишь раздражение. В связи с этим мне представляется
важным, чтобы критика исходила от единомышленника или лица,
вызывающего безусловное доверие (Розовская и Морита в моём случае) и
выглядела как желание системе успеха, стремление её улучшить или как
рассказ об её достижениях, среди которых есть и некоторые недостатки
- тогда у критики есть шанс взорвать систему изнутри. (Это, по-моему,
относится и к книге Паршева - для сожалеющих о невозможности
предусмотрены слова утешения.).
Ещё пример: среди моих московских знакомых ещё несколько лет
назад была распространена эйфория по поводу демократии. Как же -
коммунисты растащили золотой запас, а демократы его восстановили;
или: у нас в поликлинике работал бездельник и карьерист, его
поддерживал партийный комитет - тогда его нельзя было уволить, а
теперь уволили. С гордостью говорят, что очереди стали меньше (тогда
ларьков ещё практически не было). - Хорошо, прилавков столько же,
потребности те же - за счёт чего же очереди меньше? - Да,
действительно, непонятно. Наверно, за счёт приезжих. Советую читать
оппозиционную прессу, говорю, что там бывают интересные вещи: нет,
нам это не интересно. Сейчас ведь демократия, можно самому выбрать,
что читать - нечего снова читать коммунистов.
Вот реальные высказывания реальных москвичей - назовём их В. и
Г.
В.: На предвыборном митинге коммунисты силой прогоняли от
микрофона представителей других партий, хотя, по замыслу
организаторов, должны были по очереди выступить представители всех
партий; слушали ком-стов одни пьяницы и бомжи.
Г.: Никаких пьяниц на митингах коммунистов я не видел. Наоборот,
один человек - вовсе не пьяница - слегка выпил, чтобы не чувствовать
холод, так его сторонились.
В.: За ком-стов голосует провинция - потому что там мало
интеллигенции, а в Моск. и СПБ интеллигенция голосует за демократов.
Г.: Москва и СПБ - это мафиозные города. Перепадают крохи от
взяток за устранение предприятий-конкурентов - вот люди и голосуют за
"демократов".
В. (в ответ на моё замечание, что правительство России строит
храм Христа Спасителя, когда многие живут в общежитиях или стеснённых
жилищных условиях). Так ведь он строится на пожертвования, а не на
государственные средства. - Вроде наоборот, какой-то церковник на
обвинения в аморальности такого строительства оправдывался, что это
государство выделило средства. - Я такого не видела.
Г. (в ответ на предыдущие рассуждения): Естественно,
пропагандистский трюк. Зайдёте ко мне в лабораторию - обратите
внимание на проект строительства новых корпусов МГУ. Так на него
денег не нашлось, а на х.Х.С. - нашлось.
Как видим, один и тот же факт в изложении разных людей не только
по-разному интерпретируется, но и выглядит по-разному, так что можно
подумать, что речь идёт о разных фактах (скорее всего, митинги не
очень различались, но каждый видел в первую очередь то, что
согласуется с его парадигмой)
Не касаюсь вопроса, как конкретно можно действовать
в таких условиях - я сам не знаю, как.
`
